Junior (СИ)

— Понимаю, — медленно произнес Барти. Все Невыразимцы приносят Нерушимый Обет, а Нерушимый Обет аннулирует любой противоречащий ему магический контракт. Даже если бы он вынудил Руквуда поклясться своей кровью, это попросту не имело бы значения: магия Обета при необходимости лишила бы клятву всякой силы. — Если мы не можем верить Невыразимцам, то кому же тогда верить?.. Что же, мистер Руквуд, считайте, что вы меня убедили.

Руквуд провел над печатью ладонью, и та исчезла, не оставив и следа.

— Вас я всего лишь попрошу о молчании, — с едва заметной тенью улыбки сказал он. — Готовы?

Глубокий вдох.

Небо — огромное, лазурное, безграничное; не знающее о государствах и их мелочных склоках, не помнящее ни подвигов, ни преступлений; его сияющий ветер поднимется над Гольфстримом и коснется Британии, чтобы вскрикнуть грозой над Северным морем…

Выдох.

— Готов, — сказал пятнадцатилетний волшебник, не помня ни собственного имени, ни обязательств перед ним; не помня ничего, кроме морского ветра, ждущего его на выходе из Ферт-оф-Форта, ветра, от которого даже антипогодные чары на метле и одежде спасали едва-едва.

Ветер коснулся его чужим шепотом: Legilimens.

— О, — голос Августа Руквуда чуть потеплел, — так вы еще и любите квиддич.

Небо над Ферт-оф-Фортом распалось на тысячи сверкающих осколков. Барти встряхнул головой, пытаясь прогнать странное ощущение, но на смену дезориентации и впившейся в виски головной боли мгновенно пришло другое чувство.

— Простите.

Руквуд смотрел на него так же внимательно и дружелюбно.

— Я видел гораздо худшие попытки. Попробуйте еще раз, — спокойно предложил он. Барти мельком подумал, что слова ободрения унизительней этих еще надо было постараться найти. — Я вижу, что вам знакомы некоторые основы окклюменционной медитации. Попробуйте запомнить момент, когда ваше сопротивление ломается. Когда вы сможете с точностью определять, когда именно ваш разум поддается вторжению, перейдем к технике.

Барти постарался выбросить из головы «худшие попытки». Получилось так себе, но пришлось кивнуть. Пришлось снова сделать вдох и на выдохе попытаться забыть обо всем, кроме неба над Ферт-оф-Фортом — воспоминания, ставшего его единственным более-менее сносным окклюменционным барьером.

— Legilimens, — сказал Август Руквуд.

***

Все знают, что в этом году Кубок Школы будет за Слизерином.

Первый матч с Гриффиндором — в сентябре, команды еще не вошли в ритм тренировок, а игра уже совсем рядом: Барти на пару с Регом пришлось постараться, чтобы продавить у МакГонагалл подпись на столь ранний матч. В Хогвартсе непривычно тихо без завываний Сириуса, безуспешно пытающегося изобразить High Voltage, и без громких задиристых шуток Джеймса: Мародеры закончили Хогвартс этим летом.

Время реванша.

Барти невинно улыбается в глаза строгому гриффиндорскому декану: мы ведь хотим укрепить дружеский дух соревнования, профессор МакГонагалл, чем раньше начнется сезон, тем проще будет новым игрокам Гриффиндора влиться в команду, правда? Может, найдется даже замена «золотому ловцу», как знать?

У Пуффендуя очень слаженная команда в этом году, задумчиво говорит Рег, когда они выходят из кабинета декана, получив заветную подпись. Барти с легкой иронией выгибает бровь: лучше нашей?

Смеются они вместе.

Барти пятнадцать, и он разгадал величайшую тайну: чтобы быть лучшим, тебе вовсе необязательно быть совершенным волшебником, не знающим промаха ловцом или безупречным окклюментом. Ты можешь быть сколь угодно плох в любом из этих занятий, это не имеет значения, пока ты будешь немножечко лучше всех остальных.

Ни на одном из семи курсов Хогвартса нет ученика, способного обойти его в учебе, и к тому же теперь он — староста факультета. Это значит, что если какой-то кретин-слизеринец решит пойти по стопам Мародеров и лишить свой факультет уймы баллов бессмысленной идиотской выходкой, Барти превратит его жизнь в ад. Все в Слизерине отлично это понимают. К тому же, вряд ли кому-то хочется новых Мародеров в Хогвартсе; ученики слегка подустали от бесконечной войны с директорскими любимчиками. Как будто мало войны, идущей за стенами школьного замка.

Сентябрьский матч Гриффиндор проигрывает почти вчистую. До самого отбоя в коридорах гремит музыка, и Барти, едва пряча усмешку, соглашается на потерю двадцати баллов: по сравнению с баллами, которые они получили за матч, это пустяки.

— Мистер Крауч! Вы же староста! — возмущенно пищит ему профессор Флитвик.

— Профессор, — с не меньшим возмущением кричит ему в ответ Барти, — но ведь сейчас же будет соло!

Из каждого угла оглушительно гремит Machine Head. Все семь курсов знают наизусть каждую ноту альбома, и когда в горячечный ритм первого трека врывается бушующее клавишное соло, в коридорах замирают не только ученики — даже сам профессор Флитвик.

Когда последняя нота Highway Star затихает, Барти мягко взмахивает палочкой, развеивая развешанные по коридорам замка репродукторные чары. В гостиной Слизерина, конечно, они останутся, но гостиную опечатали Квиетусом сразу после матча, поэтому Мерлин с ней.