Junior (СИ)

Профессор Флитвик неподвижно смотрит во двор поверх широкого подоконника.

— Сколько с вас сняли?

Барти косится на него.

— Двадцать.

— Двадцать баллов Слизерину, — вздыхает Флитвик, — нельзя наказывать учеников за любовь к искусству. Только директору…

— Ни слова, — клятвенно обещает Барти.

***

Пустая комната, наполненные чаем чашки, дежурные вопросы о прошедшей неделе. Барти еще только начинал чувствовать подступающую усталость, но Август едва ее скрывал: на Отдел тайн пришлось немало давления; аврорат требовал выдать боевые артефакты для использования против Пожирателей смерти. Барти знал об этом, потому что большая часть этих требований была подписана рукой Бартемия Крауча.

И еще приближался очередной дождливый ноябрь, пророчивший долгую, дождливую и серую зиму. Небо над Ферт-оф-Фортом казалось теперь единственным спасением от вездесущей английской серости.

— Перерыв, — сказал Август. — Хороший блок, Барти. Ты много работал.

Барти сдержанно поблагодарил за похвалу. Радости от нее он почти не ощутил: впереди было еще очень, очень много работы, но ему, конечно, всё равно было приятно. В Хогвартсе и дома все уже привыкли, что Барти Крауч всегда оказывается впереди, и он терпеть не мог, что это принималось как должное или как не требующий никаких усилий талант. Когда у него спрашивали о талантах, он называл только один: родовую способность к языкам, свойственную всем Краучам. Других у него не было.

— Тебе стоит начать практиковаться с окклюменционными личинами, — задумчиво произнес Август. — Окклюменция хорошо тебе удается, это редкость… даже для количества часов, которые ты посвящаешь практике. Обычно это свойственно людям, которые много лгут. И сотрудникам Министерства.

Они рассмеялись вместе. Нет, из всех сотрудников Министерства и тем более Отдела тайн такое мог сказать только Август Руквуд. Возможно, именно поэтому он не казался Барти настолько же омерзительно фальшивым, как прочие, кого он встречал на торжественных вечерах.

— Я пытался работать с окклюменционными личинами, но так и не понял, как, — признался Барти. — Если не сможешь поверить в нее сам, легилимент не поверит в нее тем более — но как поверить в нечто, противоречащее твоей собственной личности?

Август взял в руки чашку, наполненную чаем. Чай был не высшего сорта, заваренный обыкновенным заклинанием, но Барти и не ожидал, что наставник по окклюменции будет встречать его как в Доме Блэков.

— Ты ведь уже понял, — мягко сказал Руквуд, — тебе вовсе не нужно верить в нее так, чтобы обмануть самого себя. Ты должен обмануть человека, который пытается проникнуть в твой разум, и только. Всегда рассчитывай свои силы и уровень игры. Если проигрываешь — ставь очевидный блок, вынуди легилимента применить силу. В Министерстве тебе поначалу этого хватит.

Барти хмыкнул и поднес чашку к губам.

— Политика Министерства пугает меня меньше перспективы допроса кем-нибудь из Пожирателей смерти.

Август рассмеялся, но не очень весело.

— На допросе Пожирателей окклюменция уже не поможет. Хочешь поиграть? Заставь меня поверить, что ты веришь, будто ты поддерживаешь Пожирателей смерти.

Барти взглянул на него поверх чашки.

— Если этот разговор подслушают и удачно зафиксируют, за такие игры меня отправят прямиком в Азкабан, мистер Руквуд.

— Глупости, — беспечно махнул рукой Август. — Во-первых, эта комната надежно защищена, сюда не смог бы проникнуть даже сам Темный лорд без моего ведома. Во-вторых, ты подозреваешь меня в том, что я использую против тебя твои слова? Барти, я Невыразимец. Если этого недостаточно, я Невыразимец, которому Бартемий Крауч доверил обучение своего сына. Если и этого недостаточно, то, вероятно, в мире попросту не существует аргументов, способных тебя убедить.

Барти помолчал немного.

— Я хочу стать самым лучшим волшебником. Не думаю, что Альбус Дамблдор позволит кому-то пойти по стопам Темного лорда, особенно — кому-то из Слизерина, поэтому я не стану искать помощи Дамблдора, а обращусь сразу к следующему кандидату в списке. Логично было бы учиться у него самого.

Август посмотрел куда-то на дно своей чашки.

— И ты уверен, что он бы стал учить или по крайней мере терпеть человека, который желает стать его конкурентом?

— Конечно, — удивился Барти, — он же слизеринец. Гораздо выгодней для него было бы попытаться привлечь меня на свою сторону и использовать, пока это возможно. Это взаимовыгодный обмен для нас обоих.

— Ах, ну да, — сказал Август, все так же глядя в свою чашку с едва заметной улыбкой. — Прости, порой я забываю, что ты тоже слизеринец. Еще что-нибудь?

Он поднял голову, и Барти не успел отвести взгляд.

Успел только понять: Август не поверил ни единому слову. Если он сейчас попытается солгать, Руквуд поймет, почувствует, даже не заглядывая в его память. Неужели Руквуд подозревал… неужели Рег все-таки… нет, неважно, важно только то, что он должен верно рассчитать свою силу и уровень чужой игры…