К другим берегам (СИ)

Все произошло достаточно быстро. Согласие N. было получено, согласие его родственников, собственно говоря, уже лежало подписанной бумагой на столе у доктора. Собрать вещи не составило труда, ведь задача заключалась в том, чтобы избавиться от этих вещей, и от всего, что связывало N. с прошлой жизнью.

Поступив в лечебницу под наблюдение милейшего Владимира Павловича, N. стал четырнадцатым жильцом (слово "больной" старательно избегали здесь) с начала нынешнего года. Его поместили в палату, где обитал мальчик, мысль которого не смогла вырваться из давно минувшего малолетнего возраста в распахнутый перед ним мир, плотно забравшись в дальний угол своего закостеневшего сознания, точно насмерть перепуганная улитка. Третья кровать одиноко пустовала, скучая по облежанному больничному матрацу и тяжести обернутого в линялую пижаму тела. Кто-то рассказал N. - он не старался запомнить рассказчика-добровольца, - что мальчик-сосед жил раньше с матерью, убиравшей в лечебнице, в одной из палат на первом этаже, переделанной в жилую комнату, пока однажды весною, в разгаре понятной только ему одному игры, не вытолкнул свою мать с подоконника третьего этажа, когда она мыла окна, а потом, перегнувшись и болтая ногами, смотрел, улыбаясь, на неподвижное тело внизу. Быть может, думал, что она играет с ним?

Вначале мальчик был в подозрении, но потом N. решил, что тот не представляет опасности, потому как тоже угодил в лабиринт, только не сознавал своим убогим умом, что уютно обосновался в одном из его тупиков. Когда N. понял это, он перестал обращать на мальчика внимание, если только тот сам не отвлекал его своими непонятными играми, но N. открыл безотказный способ усмирить разгулявшегося шалуна. Способ был весьма прост и состоял в безмолвном встряхивании вытянутого пистолетом указательного пальца, этакого грозного перста. Мальчик неизменно застывал с выражением ужаса на лице и, плаксиво поджимая губы, забивался куда-нибудь подальше от грозившего ему ужасного пальца.

Забавнее всего было то, что боялся он именно пальца, а не его изобретательного обладателя.

Хитрый, изворотливый мозг N., находясь в подполье, соорудил план. Согласно плану, N. должен был помогать доктору в восстановлении своих покачнувшихся умственных способностей (перехитрив даже пронырливого лиса, который умудрился попасть на место сторожа в курятнике), и не дать тем самым возможности помешать ему упорно искать желанный выход из темных тупиков и узких пространств сложного лабиринта. Чтобы не быть застигнутым врасплох, он обдумывал эту мысль вечерами и по ночам, когда находился в палате один (не принимая в расчет мальчика, с чудной мешаниной в голове), тщательно маскируя от хитрого доктора и простаков-санитаров тайную работу своего мозга. N. старался высыпаться днем, после обеда, чтобы потом, ночью, лежа в постели, когда ничто не мешало ему напряженно продираться сквозь мглу и тупики лабиринта к выходу, который сулил небывалый покой и желанный отдых от мучительной работы ума. Иногда N. казалось, вот он - ослепительный выход, несущий избавление, только в действительности выход оказывался досадным миражем желаемого в облике вдруг зажегшегося уличного фонаря, напротив окна палаты, или же рассеянным светом фар неведомо откуда катящего, в поздний час, авто. Засыпал N. под утро, совершенно выбившись из сил, которых не доставало даже на сны. Вместо снов в голове проносились какие-то обрывки, наполненные болезненными ощущениями, которые N. не запоминал; больная память не особенно и старалась запоминать что-то постороннее, ненужное, кроме того, что ей было необходимо, как воздух для тонущего.

II

N. сидел на койке, свесив ноги, обутые в больничные туфли, глазел на дождь за окном. Он качал ногами, смотрел на прилипшие к стеклу капли, которые немного повисев и напитавшись влагой, проворно соскальзывали, оставляя после себя быстростягивающийся, словно по волшебному знаку, след. В замутненном от дождя воздухе виднелись мокрые деревья, дальше - потемневшая каменная ограда, за ней - влажный, блестящий спуск дороги, с домами по обе стороны; тянулись дома эти от начала спуска до того места, где дорога расщеплялась и как бы обнимала каменную ограду лечебницы.

Дождь лил несколько дней. N. подолгу смотрел в окно. Дождь не мешал ему, напротив, монотонный шум долгого осеннего дождя, точно какой-то невидимый метроном, задавал ритм мыслям...