К другим берегам (СИ)

В статье, где он рассматривал поэзию не как категорию эстетическую - зависящую не только от вкусов, образования и душевного расположения поэта - а, скорее, как категорию этическую, и, даже, философскую, П. удался большой абзац, где он писал о духовном основании творчества, но абзац этот так отделился от остального текста статьи, что его пришлось убрать. Наконец, в декабре, когда П. приступил к рассказу, основанному на случае самоубийства, произошло нечто удивительное, о чём П. прежде лишь читал и, по правде говоря, относил к уловкам лукавых писателей. Рассказ вдруг закапризничал, будто заимел собственный характер, и двинулся не в том направлении, которого вначале предполагал придерживаться П., точно состав поезда, которому неизвестный переменил намеченный путь, а изумленный машинист - не в силах остановить новое направление движения - принужден теперь следить, чтобы не дать машине совсем выйти из-под его власти.

П., увлекаясь выдуманной жизнью рассказа, чувствовал, как - независимая от его существования - внешняя, реальная жизнь теряла для него значение, становилась далёкой, нелюбопытной, и всё более осмысливалась, укрупнялась, становилась важнее жизнь, которая разворачивалась в рассказе. Это волновало П., и он - завороженный таким неслыханным нахальством - шел за "взбунтовавшейся" историей, не зная, что будет дальше; увлеченный этим - изумлялся каждому новому, неожиданному для него, повороту рассказа. П. полностью слился с рассказом, стал его действующим лицом, возбужденно наблюдающим за удивительной картиной возникновения нового мира, открывающейся перед ним, ощущая безграничное счастье от близости неведомой прежде жизни, и от сознания того, что он, П., открыл эту жизнь и вдохнул её воздуха. Внешнее течение реальной жизни перестало его интересовать. Просыпаясь, закусив и наскоро выпив чаю, он спешил скорее работать. Втягиваясь в эту, волновавшую его жизнь, записывая её, выправляя слова, вычеркивая лишнее и дополняя упущенное, он останавливался с наступлением сумерек, отрывая утомленное зрение от записей, с каким-то болезненным чувством возвращался в реальный мир. П. так глубоко переживал все, происходящее в рассказе, который был весомее, мощнее, лучше всего написанного им прежде, что ему казалось порою, будто чувства его обострились невероятно, и он не может вынести этого напряжения внутренних сил. Но рассказ вдруг кончился, и в образовавшейся, звенящей тишине, ещё ощущая в душе теплый, дымящийся паром воображения, след рассказа, П. почувствовал боль расставания, усталость от выполненной работы, вместе с удовлетворением и радостью, гладившими изнутри грудь ласковой, теплой волной.

Те дни, за которые написался рассказ, промелькнули одним днем, но потом П. надолго остался под их впечатлением. Он, пока только в общих чертах понимал то новое, что удалось ему на ощупь извлечь. Какие-то неясные, новые мысли, переживания шевелились в душе его, и П. томился несовершенством и одиночеством. Ему нужен был собеседник, который смог выслушать, и понять его смятение и всё ему разъяснить. П. знал: эти новые переживания, мысли, были тем настоящим фундаментом, который он так трудно искал; но они были непривычны, не совпадали с прежней его жизнью, и он не мог поверить, привыкнуть, что он - именно такой. Ему требовалось участие, помощь в распутывании сложной внутренней жизни; ему требовался человек. Чтобы человек этот выслушал его сомнения, беспокойства, и сумел понятными, теплыми словами все пояснить, дать дружеский совет. Малочисленные знакомые П. не понимали этого желания, не понимали его разговоров... Озабоченные приближающимися новогодними праздниками, приготовлениями к ним, они нетерпеливо перебивали П., и, ссылаясь на невероятное множество хлопот, спешили по своим делам.

Что мне делать? Как быть? Кто даст ответ на мои сомнения? Кто выслушает успокоит поможет мне разобраться?

Приближающиеся праздники - из-за этих раздумий - не казались веселыми, какими они казались когда-то прежде...

Получив от редактора издания (в котором он публиковался), в очередной раз приглашение приехать, решил: Будет полезным сменить обстановку... И, отправив телеграмму в одно слово: Буду! купил билет в двухместный вагон поезда.