К двадцатипятилетию первого съезда партии

Во всѣ эти лѣтнiе мѣсяцы повальные обыски и аресты не прекращались. Въ одну изъ пятницъ на улицѣ было забрано утромъ 12, вечеромъ 8 еврейскихъ рабочихъ разныхъ ремеслъ. Среди каменщиковъ арестовано было человѣкъ 40. Послѣ начавшаго броженiя среди парикмахеровъ, требовавшихъ субботняго отдыха, арестовано 20 парикмахеровъ. По доносу хозяевъ-кожевниковъ засадили въ тюрьму 30 кожевниковъ; точно также арестовано было въ iюлѣ около 15 сапожниковъ. Среди арестованныхъ имеются, кромѣ перечисленныхъ, еще булочники, портные, разъемщики плотовъ и др. Можно подумать, что у насъ тайная полицiя дѣйствуетъ очень успешно, но въ сущности всѣ эти аресты вызваны исключительно доносами хозяевъ и тѣхъ отдѣльныхъ рабочихъ, которые перешли въ ряды измѣнниковъ рабочему дѣлу (вотъ некоторые изъ нихъ: Рафалка — бывшiй столяръ, найденный 6 апрѣля с. г. убитымъ, и Элька-литографщикъ); жандармы пряглашаютъ къ себѣ хозяевъ и записываютъ имена мало-мальски подозрительныхъ, по мнѣнiю послѣднихъ, рабочихъ, — и за этимъ слѣдуютъ аресты. До послѣдняго времени жандармы производили аресты преимущественно въ рабочей средѣ, надѣясь, что рабочie оговорятъ кого-нибудь изъ «руководителей своихъ» («намъ «интеллигентики» нужны, вѣдь они у васъ вершаютъ всѣ дѣла», такъ говорятъ жандармы аре-стованнымъ  рабочимъ, давая этимъ знать, что они считаютъ рабочихъ баранами), но мѣстному жандармскому генералу и всей его сворѣ пришлось убѣдиться, что доносы и предательства — отличительная черта евреевъ-хозяевъ, но не рабочихъ. Встрѣтивъ отпоръ со стороны рабочихъ и разочаровавшись въ возможности собрать какiя-нибудь улики противъ подозрѣваемой ею интеллигенцѣи, жандармерiя въ ночь съ 19 на 20 сентября с. г. арестовываетъ слишкомъ 30 человѣкъ[113]. Въ эту ночь, по заявленiю жандармскаго полковника Васильева, поставлено было на ноги 120 человѣкъ полицiи, при чeмъ не соблюдали даже законныхъ формальностей, обязывающихъ присутствie прокурора при обыскѣ и представленie обыскиваемому или арестуемому предписанiя, подписаннаго прокуроромъ. Но полицiя жестоко ошиблась въ расчетѣ, очевидно она шла ощупью и набрела на первыхъ встрѣчныхъ,

[250]

руководствуясь простымъ подозренiемъ. У арестованной интеллигенцiи ничего не было найдено. По городу жандармеpiя распространяла слухи, что она «собрала богатую жатву», что она нашла у арестованныхъ много компрометирующихъ бумагъ, даже пишущую машину.

Такъ думаютъ власти подавить борьбу рабочихъ за насущные интересы, заглушить голосъ протеста сознательной части мѣстнаго пролетаpiaia на вопiющее безобразie нашейжизни. Эти безобразiя достигаютъ высшей точки въ предѣлахъ такъ называемой черты еврейской осѣдлости, этой истинной юдоли плача и горя. Евреи, исключая крупнѣйшихъ богачей, имѣютъ право жительства только в Северо-западномъ крае, Польшѣ и нѣкоторой части южной Россiи, и то только в городахъ. Въ остальныхъ мѣстахъ полицiя на нихъ устраиваетъ настоящую травлю (припомним массовыя высылки преимущественно евреевъ-рабочихъ изъ Москвы, Риги, Кiева и др.) , и этапнымъ порядкомъ отправляетъ ихъ въ мѣста еврейской оседлости. Конечно отъ этого страдаетъ, главнымъ образомъ, только бѣдная часть населенiя — paбoчie, не могущiе держать полицiю на откупу. Согнанная со всѣхъ концовъ Россiи, скученная въ городахъ — еврейская рабочая масса представляетъ ужасающую картину бѣдности. Заработная, плата еврейскихъ рабочихъ такъ низка, какъ нигдѣ въ другом мѣстѣ. Квартиры ихъ — это большей частью жалкiя лачуги. — Къ тому же присоединяется сознанiе полнейшаго безправiя. Власти позволяютъ себѣ въ отношенiи къ евреямъ-рабочимъ такiя выходки, которыя себѣ не позволять къ не еврейскому населенiю. Такъ, напр., въ Минскѣ и Вильнѣ. околодочные надзиратели по распоряжение губернскихъ властей неоднократно ходили по городу и отбирали палки у прохожихъ рабочихъ-евреевъ, а сопротивлявшихся арестовывали. Но подъ лохмотьями столь презираемыхъ властями еврейскихъ-рабочихъ бьется пролетарское сердце и изъ этого изстрадавшагося сердца все громче и громче раздается крикъ протеста, призывъ къ борьбѣ. Исключительныя же политическiя условiя, имѣющiя убить въ еврейскомъ пролетарiате все живое и держать его на уровнѣ животныхъ, какъ разъ служатъ лучшей почвой для распространенiя въ немъ освободительныхъ идей. Вотъ почему такъ популярна въ еврейской массе нашего города и другихъ городовъ политическая нелегальная

[251]