К двадцатипятилетию первого съезда партии

ных кружках подвизался молодой рабочий из интеллигентов, машинист и слесарь Одес. водопровода М. Гандлер. Попа—^{13} однажды в лапы к жандармам, он был тогда вольноопределяющимся, очевидно, тогда, же был обработан охранкой и стал на службе очень полезным сотрудником ввиду огромных связей его. Оффициальных документов, подтверждающих его службу у жандармов, у меня не имеется — они в свое время, очевидно, были сожжены. Но в делах жандармского Управления^{14}, имеются определенные ссылки на свидетельство «нашего сотрудника». Дело историков путем изыскания и изучения архивного материала добыть документы. Я же хочу только дать несколько живых воспоминаний об этом провокаторе члене нашей группы, сумевшем несколько лет работать, постоянно проваливать публику и не быть раскрытым. Гандлер в период 1894-1898 г.г. был окружен ореолом «пострадавшего». И замечательно, что при каждом провале какого-нибудь кружка чувствовалась рука провокатора, но Гандлер умелой рукой умел своевременно через близких ему приятелей невзначай бросить слух — «такого остерегаться, выдает». Слух дальше ширился и дело сделано. Себя он этим ограждал. Так, я помню при арестах Ф. Мильмана, Кульчинского и нас (1894-1895), усиленно муссировался слух о провокаторстве Даревского ст., члена нашего кружка. Это обвинение, как было установлено исходило от Гандлера. То же было при аресте сестер Корнблюм, Асс и других.

Познакомились мы с ним через старых работников, освобожденных из тюрьмы и ввели его в нашу группу. Парень он был очень энергичный и деятельный, по развитию стоял довольно высоко. Старше нас годами, с опытом, он проявил большую активность. Рабочая группа наша после вышеуказанного раскола и вступления А. Поляка проявляла усиленную активную работу. Был распространен листок «к мельничным рабочим», привезенный из Киева Гандлером. Организована пропагандистская и литературная группа в которую входили интеллигенты: М. Замощин[64], Ек. Гран-

[109]

жовская[65], М. Березин[66] и Елена Федоровна[67], которая непосредственно обслуживала нас и работала по нашим заданиям. Была постоянная связь с городами юга; с Николаевом — тесная; одним словом, шла интенсивная работа. Гандлер был в центре всей работы. Без него не проходило ни одно важное дело. Но ввиду существования тогда у нас строгих правил конспирации (о всяких конспиративных делах могло знать только два человека, непосредственно соприкасающихся с этим делом), то многого Гандлер и не знал. Собрания часто происходили у Гандлера на квартире, где бывал и Поляк. Последнего, помню, Гандлер очень обхаживал, относился к нему с большой предупредительностью, чувствуя, очевидно, крупную рыбу. Но убедившись, что от него и у нас он много не добудет, он познакомился с его сестрой К. Поляк, которой сильно вскружил голову. Девица эта была небольшого ума, недалекая. Через нее, на приятельской ноге, он узнавал все, что она знала о брате. Однажды, когда мне нужно было передать 2 кружка для занятий, Гандлер должен был свести меня с Гранковской и Березиным. Условившись с ним только нам обоим известным паролем, который он должен был передать, я в условленное время и в условленном месте, вместо Березина и Гранковской застал жандармского полковника Бессонова, которого узнал уже в тюрьме во время одного допроса; когда встретив меня, он с усмешкой спросил «что узнали?». И кроме того эти самые пароли фигурировали впоследствии на допросах. Тоже с докладом приехавшей из Николаева Ц. Липовецкой о состоянии организации и провала; доклад происходил у меня на квартире в присутствии Гандлер, последний настаивал, чтобы Ц. Липовецкая написала в «Рабочую Газету» корреспонденцию. Все мелочи этого собрания были известны жандармам. В результате вся наша рабочая группа с рядом рабочих кружков были провалены Гандлером 10 марта 1898 г. Но сам Гандлер один из активных членов группы, остался цел и невредим. Это возбудило у всех, особенно у руково-

[110]

дителей, сильнейшее подозрение. И когда я и Гранковская одновременно, не сообщаясь между собой, пришли к одинаковому выводу о несомненной провокационной работе Гандлера и я стал бомбардировать городских товарищей об этом же факте, то какой вой был поднят по этому поводу среди близких приятелей Гандлера! Никто не мог допустить и мысли об этом. На этой почве происходили трагедии. Между прочим с Гранковской мы условились, что она потребует ареста Гандлера, заявив официально о получении от него литературы и пр. Но требования об аресте ни к чему не привели. Он даже для проформы не был арестован.

Характерный рассказ одного бывшего приятеля Гандлера, — не верившего нашим обвинениям, но потом попавшего в тюрьму и убедившегося в правильности наших обвинений. Он рассказывал мне о пережитом им.