К двадцатипятилетию первого съезда партии

Наступила весна 1898 г., вызвавшая большое оживление в революционной среде и сопровождавшаяся повальными обысками и арестами. С киевскими эс-эрами и эс-деками был арестован и Моисей, но его не успели хорошо раскусить и расшифровать, продержали несколько недель и выпустили. Он, разумеется, моментально скрылся. Окончился 1-й съезд Р. С.-Д. Р. П. и после, него произошел провал всех его участников. Случились перемены и в нашей группе. Питерцы, киевляне и часть харьковцев, решили создать бок-о-бок с Р. С.-Д. Р. П. русскую социал-демократическую партию с печатным органом «Рабочее Знамя», № 1 которого был отпечатан в Белостокской типографии. Накануне этого у меня был Соломон и от него я узнал все новости. Жандармы свирепствовали,, провокация глубоко пустила свои корни в революционных организациях и в тот момент, когда у рабоче-знаменцев были все шансы занять руководящую роль в русском рабочем движении, в нашей среде тоже завелся провокатор, прервавший жизнь этой молодой многообещавшей организации. Наборщик, с которым Михаил случайно встретился в Питере на квартире Ромма, проследил его вплоть до типографии и выдал ее. В Белостоке были арестованы Михаил с женой и Ольга Кавенок; в типографии там же были взяты Рувим, Раиса и Соломон; в Петербурге — Ромм, Лурье, Шилингер и другие. Моисей случайно не оказался в Белостоке и уцелел. Я, как сейчас, помню то ошеломляющее впечатление, какое произвело на меня появление у меня Моисея с этой печальной вестью. Тогда же он мне заявил, что решил, пока уехать за границу в Лондон, а мне

[170]

советовал оставаться в Гомеле и ждать от него вестей и: дальнейших указаний.

Для меня наступила пора новой революционной работы. Я начал создавать в северо-западном крае оппозиционные организации против течения экономизма в Бунде и Р. С.-Д. Р. П. Не знаю, не берусь теперь судить о моих успехах, но я был убежден, что я продолжаю дело Моисея и нашей группы.

Через год Моисей меня посетил. Это был его первый приезд из Лондона. Он уговорил меня уехать в Варшаву и благодаря ему я в течение шести месяцев работал среди еврейской группы П. П. С. Мои отношения к П. П. С., так же, как Моисея и некоторых других членов нашей группы, были вполне дружественные. Мы признавали, вопреки существовавшему взгляду в Бунде и Р. С.-Д. Р. П., за ними право на самостоятельность. Мои отношении к П. П. С. долго оставались еще такими и только резко изменились с моим окончательным вступлением в «Искру». Живя в Варшаве, я завязал с Моисеем оживленнейшую переписку. Я от него узнал о выходе в Лондоне второго номера «Рабочего Знамени», о том, что он поступил на работу к фондовцам (Фонд Вольной Русской Прессы — Чайковский, Волховской и Гольденберг). Наконец, я получил от него письмо с приглашением ехать в Лондон, где он решил со мною открыть типографию. Я ответил полным согласием, но указал, что у меня нет денег на поездку. Тогда в следующем письме он мне предложил жениться (у меня в Гомеле была невеста), взять приданое и приехать с молодой женой в Лондон. Это было очень характерно для Моисея. Сам человек безусловной революционной этики и пуританин в полном смысле слова, он допускал компромиссы, если это необходимо было для дела.

Я с этой целью уехал из Варшавы в Гомель, но судьбе неугодно было осуществить мою поездку в Лондон. Вернее, это не было желательно уже ныне покойному отцу, который перехватил все письма Моисея, благодаря чему я только встретился с ним спустя полтора года в Киеве, посл-^{21} провала Татарова, с которым я организовал киевскую типое графию^{22} «Рабочего Знамени», где был отпечатан третий и последний номер этой газеты.

В том же 1901 г. суждено было мне и Моисею крепко засесть.

[171]

Он был арестован на станции Ворожба Киевско-Харьковской ж. д., опознанный шпионом. Я был арестован в Харькове на улице, в конке, прослеженный на свидании с южно-рабоченцем Харченко.

Обоим нам суждено было попасть в Петропавловскую крепость и обоим нам не суждено было иметь там никакого сообщения. Условия этого царского застенка в то время, в этом отношении были очень суровы. Во втором этаже Трубецкого бастиона, где было до пятидесяти казематов, десять-тринадцать узников были рассажены через два — три каземата; надзор за узниками был крайне строгий и невыносимый.

Мы оба попали в Сибирь, но в то время, когда я попал в ближние волости Ачинского уезда, Енисейской губ., откуда через два месяца бежал за границу, Моисей совершал тяжелый путь в Средне-Колымск.

В Лондоне я встретился с его лондонскими друзьями и его фиктивной женой Ф. История этого брака такова: обманутая кем-то и покинутая, Ф. очутилась в невыносимом положении беременной женщины. Оказывается, что в Англии мещанские предрассудки были также сильны и пошлы, как и в отсталой и темной царской России. Моисей, благородства и сочувствия ради, своим фиктивным браком прикрыл «позор» этой девушки-англичанки и получил в ее лице преданнейшего друга на всю жизнь, собиравшегося поехать к нему в далекую ссылку.