К истокам кровавой реки (СИ)

— Так я к нему, у меня хорошие вести!

— Погодите, погодите, — заторопилась Софи. — Он уснул только что, пусть уж подремлет. Ночь он не спал, утром тоже. Отдых при его хворости тоже необходим. Проснется — скажете.

— Ладно, — согласился Данияр. — Я в кабинет.

 

Записи хранились в сейфе. Там же лежал журнал, в котором Данияр конспектировал результаты основных экспериментов. Пока что записей здесь было негусто, но вот теперь… Данияр сел поудобнее, мысленно показал язык цензурной комиссии и начал записывать:

«Старт — окрестности Варшавы, приземление — Бессарабия, близ Черновиц. Время нахождения объекта в космосе — 15 часов 30 минут. Количество витков — 11. Подопытное животное — собака-дворняга, пол женский, возраст около двух лет, здорова, привита, стерилизована. Состояние на момент приземления удовлетворительное. Высота орбиты…»

Время от времени он поглядывал на часы. Надо все же попасть хотя бы к окончанию, потому что… Нет, не в надежде, что Аза в эйфории от успеха забудет, что не может притворяться. А просто потому, что для нее это значимое событие, и он как-никак близкий для нее человек. И ему тоже важно увидеть реакцию зрителей, хотя они, скорей всего, смысла песни даже не поймут…

Данияр еще раз поглядел на часы и встал. Пора прятать записи в сейф и будить Матарета, а то он безнадежно опоздает на концерт.

В комнате маленького секретаря занавеси были раскрыты, несмотря на ранний вечер. Матарет хотел всегда видеть небо, не упуская ни единой возможности смотреть на Луну. Даже в кровати он лежал всегда на одном боку. Данияр слегка потормошил его за руку:

— Просыпайтесь! Отличные новости, дружище!

Матарет не проснулся. У Данияра в первый миг не возникло никаких подозрений, он сильнее сжал руку Матарета. Ладонь была холодной и застывшей.

— Эй, — прошептал Данияр, невольно разжимая собственные пальцы. Рука маленького секретаря безжизненно соскользнула на простыню.

— Софи! — крикнул Данияр, обернувшись к двери. — Нашатырь!

Он приподнял Матарета за плечи — голова секретаря запрокинулась, тело казалось потяжелевшим, будто смерть притягивала его к Земле, покинуть которую Матарету было так и не суждено. Вбежала Софи с пузырьком в руках и с первого взгляда поняла, что нашатырь не понадобится.

Она ахнула, но прошла вперед, перехватила Матарета, аккуратно уложила его обратно на спину и скрестила его руки на груди. Глаза маленького секретаря были закрыты, лицо спокойно.

— Светлый конец, — всхлипнула Софи, осеняя себя крестным знамением. — Как жаль-то… Госпоже не нужно говорить, ни в коем случае, не вздумайте ей звонить. Ее нельзя перед концертом расстраивать.

— Не буду, — пробормотал Данияр. — Что теперь? Врач даст свидетельство?

— Даст, — заверила Софи. — Его один врач лечил. Ах, как жаль. Бумаги-то у него все в порядке, за этим он всегда следил. И такой вежливый он был, славный, что с того, что ростом не вышел, главное — душа. Только креститься отказался. Все посмеивался… Надо врачу позвонить. Вы собирались куда, вы идите. Я позвоню и вызову, кого надо. Это моя работа. Только не говорите госпоже!

Данияр заколебался, глянул снова на часы — времени уже практически не осталось. Он неловко натянул на лицо Матарета простыню, пробормотал:

— Прости, старина, — и вышел за дверь.

 

========== …и последняя мелодия Лахеча ==========

 

К театру он все же опоздал.

Небо приобрело тот глубокий лазурный оттенок, который бывает только летним вечером. И воздух был тоже вечерний, теплый и золотистый. Столица готовилась ко сну. Днем это был город-машина, город-муравейник, но вечером он рассыпался на множество домов, где люди укладывались на ночлег.

Лишь на окраинах и в центре ночь была бессильна. В промышленных кварталах круглосуточно работали заводы. До утра окна светились алыми огнями, щелкали пасти дверей, дымили цилиндры труб. И не спали рабочие, которые выглядели, словно особая порода людей — угрюмые, широкоплечие, одетые в грубую однообразную форму. Несколько лет назад чужая воля подняла эту грозную мрачную силу на бунт, но восстание утихло, как успокаиваются круги на воде от упавшего камня, и серая людская масса продолжала покорно трудиться.

В центре же до утра не смолкала музыка в ресторанах и казино. Пестрая, нарядная толпа швыряла деньги, словно мусор, веселилась и развлекалась ночь напролет.

Сегодня была очередь не спать для театра. На площади перед зданием выстроились в ряд дорогие автомобили. Но еще больше было тех, кто пришел пешком. Зал вмещал почти две тысячи человек, и столько же, если не больше, собралось на улице.

Данияр отпустил такси, когда из здания театра уже доносилась музыка, свидетельствующая о начале выступления. Он мог бы пройти внутрь, сославшись на личное знакомство с певицей, служащие его уже знали и наверняка пропустили бы. Но сейчас ему тошно было даже представить себе душные коридоры, разряженных зрителей в огромном зале. Увидеть Азу перед выступлением он уже не успеет, да и что бы он ей сказал, сумел бы скрыть печальное известие?