— Я вас тут, дураков, уже полчаса слушаю, — послышался сверху человеческий голос. Вся компания вздрогнула и прильнула вплотную к стене. — И не надоело вам, а? Сюда вы никак не залезете. Чего надо? Крылатые господа сперва выскочек с той стороны перебьют, потом за вас примутся.
— Мы как раз к вашим господам! — крикнул Мэсси. Сердце заколотилось бешено, облегчение, что они наконец-то дозвались, смешивалось с ужасом и отчаянным желанием, чтобы все скорее закончилось. — Позови кого-нибудь из них! Да! И не пришел ли в себя Верховный шерн?
— А мне докладывают? — удивился невидимый собеседник. — Не буду я никого звать, ишь ты! Господа на меня обозлятся.
— Не обозлятся, наградят! — заверил Мэсси. — Только позови! Если они не придут, погибнет вся Луна! Скажи им про кратер на границе Пустыни! Они не могут не знать!
— Они все заняты, — сообщил выворотень. — И вообще, отойдите вы да идите…
— Ага, а ты в нас выстрелишь! — возмутился Сакко.
— Естественно.
— Эй, Ракса! — неожиданно выкрикнул Донат. — Узнаешь меня?
Несколько секунд собеседник молчал, потом ответил испуганно:
— Донат? Чур меня, чур! Ты же мертвый? Я тебе ничего худого не делал!
Среди выворотней существовало поверье, что отправленные в Гранитные ходы бедолаги иногда приходят за своими более удачливыми собратьями. Несмотря на то, что шерны нещадно наказывали распускавших подобные слухи болтунов, этот предрассудок искоренить им не удалось.
— Не мертвый я, — ответил Донат обычным ворчливым тоном. — Позови господ, есть, что им рассказать.
Сверху послышалось какое-то шевеление. То ли выворотень все же решил позвать кого-то из шернов, то ли со страху просто дал тягу. Его окликнули раз, другой, третий, но больше никто не отвечал. Впрочем, шерны с их философией космической легкости бытия могли просто не пожелать даже слушать выворотня.
— Сбежал, придурок, — зло сказал Сакко. И тут раздался новый голос, гортанный, низкий, нечеловеческий, — от одного звука все прижались к стене.
— Что вам тут надо, жалкие дурни, которым надоело жить?
========== На Земле. До рассвета ==========
Данияр вскочил чуть свет — как и ожидалось, он не спал совсем и только под утро усталость взяла свое. Но не успел он толком задремать, как вспомнил о научных пособиях, хранящихся у Азы в сейфе. Поздно! Конечно, поздно, там наверняка всю ночь шел обыск. Там ведь и расчеты, и все записи, пусть проверяющие скорей всего не семи пядей во лбу, но они доставят результаты обыска куда следует, и уж там…
В дверь постучали, когда он собирался выходить. Открыл он сразу, машинально, не успев подумать, что это явились уже за ним. Правда, пока поворачивался засов, Данияр сообразил и про записи в сейфе Азы, и про возможный арест. Он даже мысленно выслушивал обвинение, но на пороге оказалась всего лишь Софи.
— Так я думала, что вы уже на ногах, — сказала она, подтолкнув его обратно в прихожую. — Закройте дверь. Соседей вы своих хорошо знаете?
Если Аза была и в жизни актрисой, то и Софи, даже покинув рабочее место, оставалась безукоризненной старшей горничной. Собранная, аккуратная, с прической, из которой не выбился ни единый волосок, свежий воротничок и перчатки, — а ведь она тоже явно не спала всю ночь, об этом свидетельствовали залегшие под глазами круги.
— Ну? — повторила она нетерпеливо. — В соседях у вас кто?
— Сверху мансарда, на этаже рядом многодетная семья, внизу на первом этаже кондитерская… А что?
— Значит, не знаете, а там может быть и полиция… Ладно, что будет, то и будет. — Софи подошла к нему вплотную и заговорила шепотом. — За сейф не беспокойтесь. Госпожа накануне все те книги, что лежали обернутые в глубине, меня попросила сдать в камеру хранения на вокзале. Не на главном, на Усходне. Там у меня старенькая родственница, я попросила ее на себя квитанцию оформить. Вот, держите. Пусть все успокоится, потом вам их выдадут, если надумаете забрать. Только оплатите срок содержания.
— Выдадут? Квитанция же не на мое имя!
— Выдадут, — заверила Софи. — Им все равно, лишь бы срок хранения был оплачен. Сейчас многие так делают, потому что банковской ячейкой пользоваться дорого. Их имеет смысл снимать ради хранения драгоценностей, а всякий хлам нередко держат на вокзале. Никто и внимания не обратит. И еще держите ваше, — она протянула плоский бумажный пакет. Данияр машинально развернул его и ахнул. То был его журнал и еще пара расчетных листов, которые он накануне даже в сейф не убрал.
— Софи, вы ангел!
— Скажете тоже. Это все не я придумала, это госпожа предусмотрела. Она знала, что у нее могут быть неприятности. Вы, может быть, думаете, что она случайно решила упомянуть имена этого безумного поэта и этого несчастного композитора? Нет. Она готовилась это сделать.
— Господи, но зачем?
Софи поглядела очень печально.
— Жаль, что вы не понимаете, — вздохнула она. — Что поделать, многие не понимали святых мучеников, что несли учение Христа язычникам, и за то подвергались смерти.
— Но ведь она… Вы же понимаете, о чем была та песня, не о вашей вере!