— Если человек готов пострадать за дело, значит, это святое дело, — объяснила Софи с видом человека, толкующего очевидное малому ребенку.
— Ну, не обязательно, но тут вы правы. Хотя многие не согласятся с вами… с нами. Так странно, да? Оказывается, не все так уж радостно приняли конвенцию. Даже вот вчера у театра… Был бы на моем месте кто-нибудь другой, он бы возглавил эту толпу и… — воодушевившись, он заговорил было слишком громко, но тут же сам понял это и замолчал.
— Что — и?
— Неважно, — пробормотал Данияр. — Все равно я — не он. Я простой исполнитель, может, и неплохой, но только исполнитель. Понимаете?
— Не понимаю. А вы случайно не пили? — спросила Софи с подозрением.
— Нет, мне и нельзя. А лучше бы пил.
— Не лучше. Какой толк от пьяного. Что вы сегодня собираетесь делать? Вам же на работу пора.
— Пора, да… Не знаю, какой из меня будет работник.
— Из вас должен быть нормальный работник, и сегодня, и завтра, и впредь, — сказала Софи с нажимом. — Адвокату я позвонила, вы больше ничего сделать не можете. Будете добиваться свидания?
— Конечно, — возмутился было Данияр, Софи укоризненно покачала головой:
— Во-первых, вам его сразу и не дадут. Вы же не родственник. Во-вторых, негоже вот так подставляться. Вас еще допрашивать будут.
— О чем? Я про этого Серато слышал только краем уха. Если ее якобы… постойте, а вас еще не допрашивали? Вы же давно у нее служите?
— Это ведь произошло якобы в день начала беспорядков? Тогда уже работала, но это случилось совершенно точно не у нее дома. Допросят, конечно, но я сомневаюсь, что именно по поводу того музыканта.
На работе его не трогали. Может быть, связано это было с тем, что заводу как раз поступил крупный заказ на разработку парового котла из алюминиевого сплава, а все расчеты по новым материалам всегда поручали Данияру. Может быть, как казалось ему самому, его взяли на карандаш и сознательно мариновали — а вот пусть покрутится, а вот пусть побегает!
За свою не такую уж долгую жизнь Данияр привык и к потерям, и к потрясениям, и к тому, что почва внезапно выбивалась из-под ног, а мир становился на голову. Но, как оказалось, весь этот богатый опыт не давал никакого иммунитета. Он приучил себя ложиться спать, есть, не чувствуя вкуса, заниматься обыденными делами, и все это с постоянным ощущением ужасного свершившегося несчастья. Как если бы он был болен или приговорен к смерти, но не знал точно, когда назначена казнь.
Адвокат, с которым он встречался каждую неделю, скорее для собственного успокоения, был, напротив, настроен бодро. Он твердо рассчитывал, что суд назначит минимальную меру наказания. Не более пяти лет, скажем так. И срок, который допустившая столь трагическую ошибку обвиняемая проведет в месте заключения до суда, естественно, будет учтен. Про тюрьму тоже не надо думать ничего плохого и представлять какие-то ужасы, поверьте, это совершенно комфортное заведение с условиями, сопоставимыми с гостинецей, вид из окна на хвойный лес, как в санатории… И не надо спрашивать об этом каждый день, вы что, всерьез думали, что людей из высшего общества можно запихнуть в какое-нибудь грязное подземелье с крысами? Просто ограничена свобода передвижения. Потом, существует такая вещь, как помилование, через пару месяцев после приговора можно будет подать прошение. И, разумеется, о дальнейшей певческой карьере… ну, надо же когда-то уходить со сцены. Покойный Серато тоже совершенно неожиданно прекратил выступления и исчез. Зато какая будет двойная легенда! Надо шире смотреть на вещи, молодой человек, тем более, что вы ей — никто…
Адвокат считался успешным и более чем компетентным, только Данияру он все равно не слишком нравился. На простой вопрос, почему бы не попытаться доказать, что никакого убийства не было, если нет трупа, юрист никогда прямо не отвечал. Он пускался в пространные рассуждения, что нередко убийцам удается полностью уничтожить улики, в том числе мертвое тело. Что иногда рассказ свидетеля — единственное, что позволяет обличить преступление, и от этого показания не становятся менее значимыми. Лакей, бывший в доме Пишты в тот роковой вечер, долго носил тайну в себе, но теперь он тяжело болен, готовится предстать перед Всевышним, а потому, будучи добрым католиком… А Серато с тех пор живым не видел никто. Можно, конечно, упирать на то, что труп не найден, но расследование в этом случае затянется так надолго, что срок предварительного заключения превысит те самые пять лет, которые определят в случае наказания.