— Для нас любая опасность, как для стаи птиц, — подал голос Бромария. — Видели, если выстрелить или еще как спугнуть их, они взлетят, а потом сядут на те же места? Только немножко повыше. Потому и нам слишком многого ждать не стоит, просто сесть обратно чуть-чуть бы повыше…
— Вот знал бы ты сам, чего говоришь, — пробурчал Никодар. Философия тоже не была сильным местом главнокомандующего.
Мэсси, который штурмовал горы третий раз за долгий день, к разговорам не прислушивался. Когда начался относительно ровный и некрутой участок пути, он постарался держаться ближе к Бромарии, и это ему удалось. Никодар вообще не рвался находиться рядом с больным чахоткой, а оба солдата не слишком отдалялись от своего командира.
— Как вы? — спросил Мэсси, оказавшись рядом с Бромарией. — Почему здесь? Вас не стали арестовывать?
— Стали, — слегка улыбнулся Бромария, — но сейчас-то я тут. Не беспокойся, все в порядке. Мне разрешили приехать сюда в надежде, что я не перенесу дороги, а я взял да перенёс. Лучше расскажи, как добрался сюда ты?
— По течению через Великое море.
— А в город?
— Это долго рассказывать…
— Те, кто вернулся из-за Моря, говорили о чудесном городе, полном тайн, а твой отец так и и вовсе бредил им. Этот тот самый?
— Да.
— У кого-то есть силы болтать? — зло спросил Никодар. Склон перестал быть пологим, он круто выгнулся вверх, и тут вправду нельзя было отвлекаться.
Тянулся медлительный вечер, такой же долгий, как и любое время суток на Луне. Воздух становился все холодней и прозрачней, небосвод потихоньку наливался золотистым светом, розовел снег на вершине — и по гладкому склону, словно призраки, упрямо ползли люди.
Тяжелее всего подъем дался Бромарии. Философ, и так нездоровый и немолодой, выдохся уже на середине пути, и полз дальше на чистом упрямстве. Его то и дело приходилось поддерживать и тащить. Пару раз Никодар начинал возмущаться вслух:
— Да будет ли от него толк?
Вскоре из сил выбились все. Снег, небо, очертания кратера в вышине мелькали перед глазами, сливались воедино, сменялись черными пятнами. Губы пересохли, руки ослабели. С собой они тащили наполненный водой бурдюк, не решались пить вволю, и в то же время не зная, стоит ли беречь его на обратную дорогу.
Наконец перед маленьким отрядом предстал ровный крутой участок, выводящий к самой вершине. У стены, съежившись, как птицы под стрехой, сидели четыре человеческие фигуры.
Великан Брас быстро поднялся на ноги, завидев поднимающихся людей.
— Ну, наконец-то, — прогудел он.
— Не передумал? — спросил Сакко. Брас ухмыльнулся:
— Не, давайте быстрей покончим с этими хитростями шерновыми, а то девица совсем замерзла. Костер в пещере хорош, не здесь, не на ветру.
Мэсси не засмеялся только потому, что сил на смех не осталось, но ничего говорить не стал. Пусть себе Брас неисправимо верит в хорошее.
Никодар разглядывал чумазого великана в грязной ободранной одежде с явной брезгливостью. Он немного приободрился, заметив Виславу, но тут же опознал в ней ту дерзкую девчонку из отряда и отвернулся с негодованием. В принципе, генерал ничего не имел против укрощения капризных женщин, но ясно было, что при сложившемся раскладе сил ему к этой гордячке и подойти не дадут.
— Ну, и где твои шерны? — спросил он. Мэсси молча указал на свисающую со стены веревочную лестницу.
— Да выпустят ли вас оттуда? — не выдержала Вислава.
Сакко заявил:
— Пусть попробуют не выпустить!
Солдаты Никодара переглядывались и, кажется, уже жалели о своем безрассудстве. Мэсси подошел к веревочной лестнице и молча стал подниматься вверх. Снизу донесся крик Виславы, он так и не понял, что она сказала, слова унес ветер, ответил, как уже привык:
— Все будет хорошо! — и продолжил подъем. Лестница натянулась, значит, остальные карабкались за ним.
Мэсси перевалил через верх стены и чуть не свалился обратно.
Долина кишела шернами. Похоже, все первожители, явившиеся в Герлах, собрались именно в этой части города. Увидев людей, шерны раздвинулись, образовав неширокий проход, — дорогу, окруженную двумя черными стенами. Посередине в своем багровом плаще застыл Септит.
Сакко поднялся на стену следом за Мэсси и потрясенно выругался. Никодар, напротив, потерял дар речи. Его солдаты тоже не смогли выговорить ни слова, Брас заметил:
— Да, порядком их тут, тесновато, видать!
— Как идти? — еле прохрипел Никодар. Мэсси махнул рукой вдоль дороги:
— Во внутренний город, туда…
Вся семерка двинулась аккуратно по центру дороги, не рискуя и на шаг отклониться вправо или влево. Шерны торжественно молчали и не шевелились, будто превратились в черные статуи. Не светились и их лбы. Лишь Септит замерцал золотистым приветливым светом (только напугав пришельцев, которые все равно оттенки не понимали), и указующе протянул руку в золотых браслетах к внутреннему городу на холме.
— Табир быстро сдал позиции, Анна. Нам с нашим оружием горожане не сопротивлялись, — о молчаливом протесте, когда горожане отказались побивать камнями низвергнутого иренарха, Севин решил Анне не рассказывать. — Что скажешь?