К югу от платана

Мама соскочила с кресла, словно с трамплина. Папа же поднимался медленно, тяжело, будто тревога придавливала его к земле. Я тоже подошла поближе, взяла папу за руку, а затем все мы выжидательно уставились на вошедшую, опасаясь худшего. Но надеясь на лучшее.

– Теперь к ней можно. Пожалуйста, идите за мной.

По дороге администратор рассказала нам, как получить временный пропуск, когда в больнице тихий час, а когда пациентов можно навещать. Объяснила правила – никаких телефонов, резких запахов, цветов и гостинцев. И напомнила, что перед посещением и сразу после нужно непременно мыть руки. Мы показали ей документы, получили временные пропуска, прошли через двойные двери в отделение и направились к палате номер четыре. Мамины каблучки негромко цокали по полу.

В коридоре пахло болезнью, антисептиком и строгостью. Где-то жужжали медицинские приборы, звенели голоса сестер, за стенкой играла веселая джазовая мелодия.

Музыка немного подняла мне настроение, напомнив, что больница – это все-таки царство жизни, а не смерти, пускай некоторые пациенты сейчас и стоят на ее пороге. Все, лежавшие в этих палатах, жили, любили, заводили семьи, работали, увлекались чем-то. Пускай и тяжелобольные, но это были люди, а не только пациенты. В стенах отделения интенсивной терапии жила надежда. И оптимизм. И я намерена была держаться за них покрепче.

Перед входом в каждую палату находился столик с компьютером, раковина и окошко, через которое можно было наблюдать за больным. Мы подошли к палате номер четыре, и у двери нас приветливо встретила медсестра по имени Доминик. Она сказала, что будет ухаживать за Кибби до конца своей смены – то есть до девяти тридцати. Пока мы мыли руки, Доминик объяснила нам все про мониторы, аппараты и капельницы.

– Антибиотики помогают? – пронзительным голосом спросила мама, вытирая руки.

– Это станет понятно в ближайшие несколько часов, – ответила Доминик.

– Чего нам ждать? – Папа хотел было запустить только что вымытую руку в волосы, но вовремя спохватился. – К чему готовиться? Насколько тяжелое у нее состояние? Сколько она тут пробудет? Есть ли вероятность, что она… умрет?

Ясно было, что все эти вопросы зрели у него уже несколько часов и вот теперь потоком хлынули наружу. Я, затаив дыхание, ждала ответа медсестры.

Доминик смотрела на папу, и в ее темных глубоких глазах плескалось сочувствие.

– Состояние у Кибби довольно тяжелое, – начала она, назвав мою сестру домашним именем. – Важнее всего для нее сейчас знать, что вы рядом. Подержите ее за руки. Почитайте ей. Включите ее любимую музыку. Порой кажется, что она в забытьи, но на самом деле она многое слышит. Мы всегда просим друзей и родственников почаще навещать пациентов. Правда, в палате допускается не больше трех человек, но это только из-за тесноты. Приходите к ней почаще. Проводите с ней больше времени. Мы рады вам, потому что знаем, что она вам рада. Исследования показали, что пациенты, окруженные любящими людьми, поправляются гораздо быстрее.

Она знаком пригласила нас следовать за собой. Автоматические двери раздвинулись, и мы вошли в палату, освещенную заходящим солнцем.

– Мисс Кибби, милая, тут к вам родня пришла, – радостно объявила Доминик.

«Благослови Бог медсестер», – думала я, следуя за ней.

Увидев Кибби на больничной койке, такую маленькую и хрупкую среди окружавших ее приборов, я едва не расплакалась. У кровати стоял штатив капельницы, с которого свисали четыре пакета с раствором. Нос и рот Кибби прикрывала кислородная маска. Лицо ее было смертельно бледным, а веки и щеки отекли из-за отказываюших почек. Ее нарядили в синюю больничную сорочку с большим вырезом у горла, через который к телу тянулись проводки и трубки, и прикрыли до груди байковым одеялом. Кибби лежала с закрытыми глазами.

В последний раз я видела ее всего час назад, но мне показалось, что за это время она стала выглядеть хуже. И все же лицо ее смягчилось, казалось, она успокоилась, и я была этому рада. В отделении неотложной помощи она все время беспокойно металась, и я надеялась, что это внезапное умиротворение – свидетельство того, что лекарства начали действовать.

Я взяла ее за одну отекшую руку, а мама, обойдя кровать, – за другую. Папа встал рядом с мамой и произнес:

– Киб, дорогая, мы все тут.

А мама кивнула, словно Кибби могла ее видеть.

– И в ближайшее время никуда не уйдем. Пускай они тут не думают, понадобится, так я соседнюю койку займу.

– Персоналу лучше быть начеку, – выдавил из себя смешок папа. – Не то твоя тетя Джинни совсем раскомандуется.

– Все будет хорошо, – добавила мама. – Не успеешь оглянуться, как тебя выпишут.

Веки Кибби дрогнули и приподнялись, первым делом она нашла глазами меня. Я уже несколько дней не видела у нее такого ясного взгляда.

– Знаешь, если тебе не хотелось сегодня приходить на работу, могла бы так прямо и сказать.

– Сара Грейс, – одернула меня мама и демонстративно вздохнула.

Я улыбнулась Кибби и сквозь маску разглядела, что уголок ее рта тоже дернулся в улыбке и сразу же опустился. Повернув голову в сторону родителей, она прошептала:

– Простите.