К несчастью, только ты...

— А чего торопиться, хозяин? — рассудительно отозвался таксист, глядя вперед. — Позвольте представиться: Залещук Денис Робертович, — он коротко стукнул пальцами по удостоверению, распяленному на приборном щитке. — Для вас персонально — Денис.

— Иван Андреевич, — равнодушно представился Ванечка. — Вот к тем воротам, шеф. Ага. Я мигом, и — дальше. Оставить чего и-ли так поверишь?

— О чем речь, Иван Андреич! — развел шофер руками. — Слово джентльмена. Ведь нам еще дружбу водить, догадываюсь?

Ох и личико… Глаголев пулей взлетел по лестнице, отомкнул своим ключом двери Вериной квартиры, вошел, действуя обдуманно и четко. Книжечки бонов — в буфете. Есть. Две по двадцатке и еще несколько бумажек. Так.

Деньги где? Нет денег ни в шкатулке, ни в ящике стола. Ладно! Приемник? Где? Нету!

С собой, что ли, взяла? Как же так… Рубашка его на спинке стула, друза горного хрусталя с Шестого континента, рюкзак на подоконнике… Более ничего глаголевского в этой квартире не было. Все истинно глаголевское осталось там, в Купчино, у Стеллы Викторовны, у Алмира. Гады! Ох и дурак же я, идиотина!

Ну хоть бы магнитофон тогда прихватил, руки бы отсохли, что ли? Хоть бы ту сумку с барахлом, что привез! Да мало ли какого добра, его добра, его «имения» осталось в той квартире, добра, которое он натаскал Стелле из рейсов за шесть лет. Ну кто же знал… А глаза его уже отыскали телефон. Ах да — тетя на работе… Какой там у нее номер? 26–11… Забыл! А вдруг она дома? Вряд ли… Ванечка схватил трубку. Домашний-то номер хоть вспомни. Есть-домашний. Длинный гудок, еще гудок, еще… Дома нет. Еще гудок, еще, еще…

И — заспанный какой-то, сквозь зевоту, мужской голос:

— С-уу-сушаю…

— Слушай, — сказал Глаголев, — слушай внимательно, Алик. Это ведь Алик, да?

— Ну, допустим, — прозвучало после паузы.

— Так вот, Алик. Это Иван Глаголев говорит. Знаешь меня?

— Да, естественно, — последовал ответ. — Странно было бы не знать, знаете ли…

Алмир оправился от неожиданности и заговорил в своей обычной манере. Нахалюга он все же был невероятный.

— Я, признаться, удивлен, что у меня до сих пор еще не расквашена морда и не переломаны руки-ноги. Хотя Стелла… проститеСтелла Викторовна утверждает, что вы такой человек, что раз уж вы ушли… Стелла Викторовна…

— На Стеллу Викторовну мне наплевать, нетерпеливо перебил его Глаголев. — Слушай…

— Вот как?

— Слушай, Алмир, — сказал Глаголев, мельком удивившись, что никакой такой ненависти к этому человеку не испытывает, а хочет только одного: чтобы тот четко понял свою задачу, как можно быстрее понял. — Слушай меня внимательно. Мне стряшно 'некогда, понимаешь? Так вот: квартира и все барахло в ней — ваше…

— Вот как?

— Не перебивай! — стиснул зубы Глаголев. — Сейчас ты возьмешь «Голконду»… Дома магнитофон?

— Да-а…

— Возьмешь магнитофон. Раз. Возьмешь сумку, что я бросил в кухне. Там осталось что-нибудь?

— Туфли-на Стелле Викторовне, — озадаченно ответила трубка, — а комбинезон «Монтана» она вчера продала.

— Ладно, возьмешь, что осталось. Это два. И третье: в буфете наверху, в рюмке, должно быть золотое кольцо, понял? Это — три. Возьмешь, что я сказал, и сейчас же, понимаешь, сей-час же, — отчеканил Ванечка, — сейчас же выходи из дому и дуй… Нет, туда уже не успеть…

— Да что, собственно…

— …и дуй к булочной, на угол (он назвал тот самый угол). Стой там и жди меня. Понял? Сделаешь, как я сказал, — живи спокойно, Алмир. Не сделаешь, не захочешь, не дай бог, припозднишься, опоздаешь, не успеешь, Ванечка передохнул, — я тебя угроблю, Алмир!

— А что, собственно…

— Буду бить тебя, Алик, покуда не сдохнешь, понял? Ну, все. Действуй, дорогой!

Глаголев бросил трубку, торопливо рассовал в наружные карманы куртки морторгтрансовские книжки, схватил с подоконника рюкзак (нужен!) и, хлопнув дверью, прыжками помчался по лестнице.

Денис Робертович приветствовал его радостной улыбкой и поднятием руки.

— Быстро вы, — похвалил он, — раз-и в дамках! Теперь, значит, к «Чайке»? Планы не изменились?

— Планы те же. Как бы нам половчее проехать, побыстрее?

— С Охты туда дороженька одна, — ответствовал Денис, гоня машину. И вдруг быстро и остро (прищур, оскал) через плечо глянул на пассажира, на оттопыренный карман с торчащими корешками чековых книжек. — А что, обстоятельства поджимают?

— Обстоятельства, — ответил Глаголев, — целая куча обстоятельств. Обстоятельства образа действия, — вспомнилось ему что-то школьное, — а также- места и времени. Главное — места и времени, шеф.

Таксист хохотнул.

«Надо суметь, — думал Глаголев, — надо сообразить, как сделать максимально выгодно, вот твоя цель. Все остальное чепуха. Купить, что можно, в „Чайке“, потом за магнитофоном к Алмиру, потом — загнать „Голконду“, а потом снова — за золотом. Они ждут там…»

И «они» в мыслях Глаголева были и те заснеженные безликие фигуры в проеме, и его богини, которым чем-то угрожала затяжка времени.

— Шеф, — спросил Глаголев, — почем нынче грамм золота, ну хоть приблиэительно?