К оружию! К оружию!

Ваймс бросил взгляд в окно. Лепешечная улица возвышалась над большинством улиц Морпорка. Отсюда открывался несравненный вид на город, если, конечно, созерцание видов вы считаете хорошим времяпрепровождением. Дворец патриция в сумерках казался темнее, чем обычно, – с одним лишь светящимся окном на самом верху. Он стоял в центре хорошо освещенного района, затемнявшегося по мере того, как расширялся обзор и взгляд начинал охватывать те части города, где зажигание свеч считалось бесполезной тратой хорошей еды. Почти весь Каменноломный переулок был залит алым светом факелов. Понятное дело – у троллей нынче Новый год. Над зданием факультета высокоэнергетической магии Незримого Университета висело тусклое свечение. Сам Ваймс считал, что всех волшебников нужно арестовывать без разбора – по одному подозрению в наличии чрезмерного ума. Но больше всего огней – гораздо больше, чем обычно, – светилось на Цепной и Чистоводной улицах, располагавшихся в той части города, которую люди вроде капитана Квирка называли «гномьим городком»…

– Сэмюэль!

Ваймс неловко поправил шейный платок.

Он имел дело с троллями, гномами и драконами, но теперь ему предстояло встретиться с совершенно иным, непознанным человеческим видом: с богачами.

Она всегда испытывала затруднения при попытках вспомнить мир в «особом состоянии», как деликатно называла это явление мама.

Например, она точно помнила, что наблюдала запахи. А вот улицы и здания… Нет, они, конечно, оставались на месте, но в виде тусклого черно-белого фона, на котором звуки, да и запахи, выделялись так резко, что даже обжигали, словно блестящие нити… разноцветного огня с клубами… скажем так, разноцветного дыма.

В этом-то и дело. Вот где все разваливалось. Ей не хватало известных слов, чтобы описать то, что она слышала и обоняла. Как если бы вы увидели восьмой чистейший цвет, а потом попытались описать его в терминах семицветного мира. Наверняка у вас получилось бы примерно следующее: «это был… э-э… зеленовато-фиолетовый или вроде того». Опыт, доступный одному виду, почти невозможно передать другому…

Иногда, хоть и не очень часто, Ангва считала себя везучей из-за того, что ей были доступны сразу два мира. В следующие двадцать минут после Превращения чувства обострялись, и мир начинал сиять подобно многоцветной радуге. Только ради этого можно было смириться со своими особенностями.

Бывают и другие разновидности вервольфов. Некоторым достаточно бриться раз в час и носить прикрывающую уши шляпу, чтобы сойти за почти нормальных людей.

Тем не менее она сразу определяла их в толпе. Оборотни могли опознать друг друга, даже находясь по разные стороны многолюдной улицы. В их глазах светилось нечто особенное. А при наличии времени можно увидеть и другие подсказки. Вервольфы, как правило, живут одни и выбирают такую работу, которая не подразумевает общения с животными. Они часто пользуются духами и лосьонами после бритья, а также очень разборчивы в еде. А еще они ведут дневники, в которых тщательно отмечают красными чернилами фазы луны.

В деревнях оборотням живется непросто. Пропала, допустим, дурацкая курица, и подозреваемым номер один непременно становится вервольф. Поэтому они предпочитают селиться в городах.

Хотя и здесь, конечно, случается всякое…

Теперь Ангва видела сразу несколько часов из жизни улицы Вязов. Страх грабителя превратился в тускнеющую оранжевую линию. След Моркоу выглядел как расширяющееся бледно-зеленое облачко, цвет краев которого намекал на то, что он слегка обеспокоен; а еще в нем присутствовало несколько дополнительных тонов – от запаха старой кожи до средства для полировки доспехов. Улицу пересекали и другие следы – как потускневшие, так и совсем свежие.

Один из них источал запах старого туалетного коврика.

– Эй, сучка! – раздался голос за спиной.

Ангва повернула голову. В собачьем зрении Гаспод выглядел ничуть не лучше, чем в человеческом. Разве что теперь его окружало густое облако самых разнообразных запахов.

– А, это ты.

– Р-р, точно! – ответил Гаспод и принялся яростно чесаться. Затем посмотрел на нее заискивающим взором. – Думаю, мне надо спросить. Пойми, я хочу покончить с этим раз и навсегда, чтобы впоследствии – гав! – не возникало недомолвок. Навер-рное, у меня нет ни малейших шансов вынюхать тебя…

– Нет!

– Просто спросил. Без обид.

Ангва поморщила мордочку.

– Почему от тебя так плохо пахнет? Я к тому, что от тебя воняло, даже когда я была человеком, но теперь…

Гаспод принял горделивый вид.

– Мощно, да? Само такое не дается. Пришлось над собой как следует поработать. Если бы ты была настоящей собакой, то этот аромат напомнил бы тебе запах обалденного лосьона для бритья. Кстати, советую обзавестись ошейником, девушка. Никто не пристает к тем, у кого есть ошейник.

– Спасибо за совет.

Гаспода, казалось, мучила какая-то мысль.

– Слушай… э-э… ты ведь не вырываешь сердца, правда?

– Нет, пока меня не вынудят, – ответила Ангва.

– Хорошо, хорошо, – поспешно сказал Гаспод. – А куда ты направляешься?

Чтобы не отстать от нее, он перешел на ковыляющую кривоногую рысцу.