К островам Индийского океана

Однажды в перерыве между станциями мы разговорились о Франции. Юрий Иванович недавно был в командировке в Марселе. Я поделился с ним своим неприятием здания Музея Помпиду, напоминающего недостроенную котельную, с переплетением труб и опор, с нелепо торчащей из парижской мостовой трубой.

— Да-да, это ужасно… сил нет как ужасно, — поддержал Юрий Иванович, — подобное рядом с изумительной архитектурой Нотр-Дам! С «Помпиду» беседа перешла на микропланктон. Постепенно, слово за словом услышали мы об этой необычной судьбе.

Рассказ Сорокина. Я деревенский житель, родился в Донбассе, жил около Воронежа. Поступил учиться в бауманский институт, а потом заинтересовался биологией, букашками, травками — может, это мне досталось от родителей, крестьян. Перевелся в МГУ на биофак, на первый курс. Когда университет окончил, никак не мог сделать выбор между биохимией и физиологией животных. «Приземлился» я в микробиологии, в пятьдесят третьем году защитил диссертацию по физиологии бактерий.

В душе я оставался деревенским жителем. Но так случилось, что направили меня в Москву, в Институт микробиологии.

Мне почему-то ужасно хотелось посмотреть на Ивана Дмитриевича Папанина, тогда он был директором биологической станции, потом она стала институтом. Ну, вошел я к нему в кабинет и… уже не вышел!

Побеседовали мы, затем он, ничего не говоря, посадил меня в машину, и мы поехали. Привез на завод экспериментального оборудования и представляет: «Это кандидат наук такой-то». Я, между прочим, тогда еще не защитил диссертацию, а сказать постеснялся. Разложили передо мной чертежи, проекты, он сидит рядом, шутит. «Заказывай!» — говорит. Оттуда без долгих разговоров повез меня в Академснаб. Вводит меня Иван Дмитриевич в кабинет начальника Академснаба и опять говорит: «Это кандидат наук, он у меня работает!» Помню, я тогда красный как рак был, так смущался.

Ю. И. Сорокин

На столе начальника стоял аппарат с кнопками, он какую-то нажал. «У Ивана Дмитриевича новый сотрудник, он сам скажет, что ему нужно». Тут уж я о чем, как говорится, мечтал, то и перечислил.

Папанин мне говорит: «Ну вот, теперь как только защитишься, так приезжай!» — тогда биологическая станция Академии наук находилась в Ярославской области. Я защитился, и мы с семьей туда переехали. Так я стал исследователем водной среды, двадцать лет занимаюсь изучением кораллов, продуктивностью коралловых рифов тропического шельфа.

Но вернемся к происходящему на корабле. По спикеру вновь разносится голос капитана:

— Внимание! На корабле пробоина (следует точное указание места)! — А в помещении (следует наименование помещения) — дым! Аварийным командам срочно обследовать и доложить о принимаемых мерах!

Право, я начинаю понимать Плахову. На этот раз нам предстоит по шлюпочной тревоге пробежаться на палубу, к спасательной шлюпке. Мероприятие завершается сообщением, что первыми при пожаре в шлюпки спускаются женщины. Моя жена практикуется в прижимании собственных кулаков к подбородку. Оля Сорокина пытается развязать тесемки жилета. Белькович поглядывает за борт, будто ждет случая убедиться воочию, как дельфины спасают тонущих. Мне кажется, он согласен проверить это на собственной практике.

Тем временем объявлен отбой, и наш родной, надежный «Курчатов» продолжает свое шествие в Момбасу. Прежде чем удалиться с палубы, бросаю взгляд в океан.

А он, впитав в себя все мыслимые и немыслимые оттенки синего, чуть сморщенный вечным движением крошек-волн, благостно и спокойно раскачивается вокруг. Воздух прозрачен, до горизонта рукой подать, косенькие розовеющие облачка, наклонившись в одну сторону, бегут куда-то друг за другом над границей воды и неба.

Как прекрасен океан, если не остаешься наедине с ним при норме шестьсот граммов воды в сутки!

— На этом корабле поневоле станешь мистиком! — возвратившись в каюту и вылезая из пробкового жилета, говорит Плахова. — Я сидела работала и только подумала: «Слава богу, нет этих тревог», как в ту же секунду раздались звонки. Накаркала…

— Так ведь учебная.

— Естественно, для тебя все человеческие тревоги ничто в сравнении с плохо заточенным карандашом, — получаю ответ.

Впрочем, возможно, она права, не помню, кто именно сказал: «Ничего не боится только дурак или человек, лишенный воображения».

Подходим к Момбасе. «Джамбо карибуни!»

Плахова

Утро после сильного дождя, еще не просохли палубы. Кучевые облака сбились в одном месте над горизонтом — там должна быть земля. Оживилась «водная дорога», все чаще навстречу и параллельным курсом идут суда. Через пару часов становится видимой Кения, страна плоскогорий, приподнятых на 1500–2500 метров над уровнем моря. Зеленые, будто стесанные площадки, обращенная к океану часть обрывиста, иссечена глубокими трещинами. Неподалеку от фарватера ржавые останки затонувшего судна, уставились в небо голые мачты, покорежена палуба, истлели надстройки. Какая неосторожность или ошибка при наличии карт и радара занесла его на рифы?