Машинное отделение затопила вода, экипаж по сигналу сняли вертолетами. К рассвету корпус танкера переломился пополам, и двести двадцать тысяч тонн нефти вылилось в прибрежные воды Франции. Впоследствии выяснилось, что спасательная компания могла направить в район бедствия и другое, более мощное судно, но «Пасифик» отправился в одиночку — ведь речь шла о вознаграждении.
— А какая сумма была затребована за спасение?
— Два миллиона долларов. Так что не думайте, что в Ла-Манше не бывает штормов: в тысяча девятьсот двадцать девятом году целых четыре дня бушевал двенадцатибальный шторм, в первые же сутки у берегов Англии был перевернут пароход «Дункан», в волнах Ла-Манша затонули со всем экипажем два парохода водоизмещением пять тысяч и восемь тысяч тонн, погибли английский пароход «Волумниа» и несколько десятков небольших судов.
На этом беседа обрывается, и работники несмежной профессии покидают рубку, ибо штурман приступает к дежурству.
23 февраля, в 14 часов 51 минуту по судовому времени, благополучно выходим из Ла-Манша, подсчитав самостоятельно: за сутки «Академиком Курчатовым» пройдено триста восемьдесят морских миль, что означает более семисот километров. Теперь наш путь от Калининграда — черточка на карте в полтора сантиметра длиной.
Спустя несколько часов через Па-де-Кале судно выходит в Атлантику. Зеленовато-серая вода постепенно приобретает все более голубой, серебристого оттенка цвет. Изменилась и форма волн — островерхие, с глубокими короткими ложбинами, идут почти без интервалов.
Все ближе Бискай, «мешок бурь», соперничать в недоброй славе с которым может лишь Бермудский треугольник, капитаны всех эпох, от парусных судов до современных лайнеров, знали: штормовая волна в Бискайском заливе при северных и северо-западных ветрах значительно круче океанской и потому опаснее.
Не так давно в прессе был опубликован рассказ капитана Домолего о переходе вверенного ему советского судна через Бискай: «Остались позади Африканский континент и вместе с ним беззаботный штиль. На траверзе Гибралтара началась болтанка, а затем шторм. Из Северо-Западной Атлантики смещался навстречу нам центр мощного циклона, чтобы на своем излюбленном полигоне устроить очередной экзамен кораблю и людям. К ночи ветер достиг ураганной силы, а высота вала — пятнадцати метров. Скорость сбавили до двух узлов.
На судне никто не спал, даже свободные от вахты: разве уснешь, когда стена воды с пятиэтажный дом бьет по корпусу? Двенадцать часов продолжалось это единоборство…»
Верьте, верьте приметам, особенно находясь на корабле! Ведь, как правило, никогда не случается то, чего боишься, каждый знает: взятый из дома зонтик гарантирует от дождя! Перед выходом в Бискайский залив закрепили все, что можно крепить в каюте, убрали способное падать и разбиваться, закрутили до отказа болты иллюминатора, заготовили бесполезный пипольфен и лимоны — ждем своего часа.
А он не наступает вовсе.
Ни бури, ни циклона, ни завалящего штормика. «Курчатов» успевает проскочить между фронтом циклона и антициклона; как говорит Клара Войтова, «прошли по гребешку», «25 февраля завершили переход через Бискайский залив при относительно хорошей погоде», как зафиксировано в дневнике экспедиции.
«Относительно хорошая погода» — это если тебя не переворачивает вверх ногами, а лишь кидает из стороны в сторону и моросит мелкий дождь, покрывая сеткой пятибалльные волны. Однако, если ожидаешь худшего, всякая мелочь вроде уходящей из-под ног палубы не имеет значения.
К вечеру облачность разрывается. Среди мятых, хлопьями взбитых облаков показывается и прячется луна. Жемчужно-серые тени бегут по кораблю, прозрачные и легкие, не подчеркивают рельефа. Бархатно-густые, без лунного блеска воды колышутся тяжелой массой. Горизонта нет, граница неба и моря обозначена лишь одинаковыми огоньками идущих встречным курсом кораблей. Идем тихим ходом, отбрасывая на две стороны пенистые горы.
Слева и справа от корабля бегут они, растягиваясь бурлящими полосами в ореоле бледно-бирюзовых пузырьков воздуха, и теплый свет иллюминаторов ложится на воду золотым кружевом.
Западная часть Европы пройдена. Впереди Гибралтар и Средиземное море. День окончен. Собираюсь в столовую команды — на очередной фильм, в «кинозал», где с потолка съезжает экран-шторка. Алексеев откладывает фломастер и впивается в меня удивленным взглядом:
— Куда? Ведь ты в Бискае умирать собралась?
— А уж это как-нибудь в другой раз!
К вечеру входим в зону штиля. Вволю нагулявшись по просторам Атлантики, медленно катятся волны. Если взглянуть на карту, пролив Гибралтар узок и длинен, с севера на юг врезается в Средиземное море. Пролив неширок, всего шестнадцать километров разделяют два мыса — марокканский Сирее и испанский Марокки. До двухсот судов проходит здесь в течение дня, в любое время суток с десяток кораблей одновременно шествует проливом. Узкий фарватер считается опасным; во избежание столкновений установлен строгий порядок: заход в Средиземное море — вдоль южного побережья, выход — вдоль северного.