Прибрежные страны серьезно обеспокоены возможностью аварий нефтеналивных танкеров, так как проливом идут крупные партии нефти из стран Персидского залива, из Ливии и Алжира. За один лишь 1982 год по Гибралтарскому проливу было перевезено около пятидесяти миллионов тонн сырой нефти.
Странный город на шести квадратных километрах суши. Герб Гибралтара — замок и ключ, может быть, потому, что на протяжении столетий подбирают к нему «ключи» различные государства.
В 1713 году Утрехтский договор закрепил Гибралтар за Великобританией, однако конфликт остается не решенным и в наши дни. На рейде военной базы порта стоят эсминцы, наготове ракетные установки, в недрах пещер — железобетонные сооружения. Да и сама скала оделась в панцирь, значительная часть ее поверхности покрыта оцинкованным железом для сбора питьевой воды.
Неприступная с севера и востока гора лишь к западу имеет пологий склон.
Уже давно стою на палубе в светлом кружке дежурной лампы, бак в полной темноте, выключены все источники света, что мешают работающим в рубке.
Черненым серебром поблескивают волны, где-то неподалеку, невидимый, спит удивительный город. Воображение рисует сбегающие вниз террасы древней крепостной стены, строения смешанной испанской, мавританской и генуэзской архитектуры, узкие, похожие на тоннель улочки в скалах.
Насвистывая, деловым шагом спешит куда-то штурман Валихов.
— Скажите, это огоньки Гибралтара?
— Это огоньки проходящих судов. А Гибралтар прошли уже. Час назад.
«26 февраля, в 01.00, прошли Гибралтарский пролив и вошли в Средиземное море» — из дневника экспедиции.
Так, выйдя из каюты в Атлантике, возвращаюсь назад уже в Средиземном море.
Средиземное море.
О чудесах и лунной радуге.
«Этого не может быть, потому что не может быть никогда».
Где она, Атлантида?
Идем Средиземным морем.
С утра погода одаряет мир ярким солнцем и голубыми водами. Кое-кто, поспешно сбросив рубашки, подставляет лучам белые спины. Но радость длится недолго: небо хмурится, тучи скрывают солнце, и корабль вновь начинает ложиться с боку на бок.
Алексеев работает на палубе, «примеряется» к портрету доктора биологических наук Бельковича. Всеволод Михайлович возглавляет группу биоакустики и представляет на корабле дельфиньи интересы. Он уже основательно загорел, округленностью черт лица похож на Ломоносова. Высок, представителен, мягок, чуть ироничен, интересуется искусством. Алексеев полагает, что Белькович похож на римских философов и ему очень пошла бы тога. Но тоги нет. Всеволод Михайлович в обычной клетчатой ковбойке, рассказывает о работе своего отряда:
— Задача наша — выяснить численность китообразных в районе Индийского океана, ведь подобные данные фактически отсутствуют.
— И в чем причина?
— Видите ли, район этот никогда не был промысловым. Цель нашей группы — изучение дельфинов.
— Я надеюсь, вы не собираетесь их ловить и убивать?
После моего вопроса наступает пауза, но Белькович интеллигентный человек, поэтому ограничивается удивленным взглядом и вежливо отвечает:
— Нет, нет, с чего вы взяли? Работу моей группы можно назвать «пассивной», задача наша — получить сравнительные данные поведения дельфинов. Сложность в том, что шумы корабля заглушают голоса моря, в том числе и дельфиньи. По методике акустических исследований нам придется уходить от судна на шлюпке, чтобы избавиться от шума его двигателей: ведь корабль — это большая мембрана.
— Надо признать, — продолжает Белькович, — мы еще очень мало знаем океан. Однажды в шестьдесят пятом году капитан ледокола заметил в воде странное существо с длинной, почти семиметровой шеей и дал указание подойти поближе, но животное нырнуло и скрылось. Его стали преследовать со скоростью тридцать узлов, но так и не могли догнать.
— И как такому капитану ледокол доверили!
— Это почему же?
— Не мог догадаться фотографию сделать — в документальном веке живем, словам никто не верит.
— И верно, — задумчиво говорит Белькович, непонятно только, признает ли он недогадливость капитана или согласен с торжеством документа. — А вы знаете, этот капитан сказал мне, что фотоаппарат под рукой лежал. Все так поражены были увиденным, что в первую секунду никто не догадался его использовать, а позже преследуемое животное скрылось под водой.
В мастерской Алексеев обвиняет меня в бестактности: