К островам Индийского океана

Промчавшись в вихре поднятого босыми пятками песка, сорванцы устраивают дикую пляску возле распластанной на песке бесформенной массы. Обуреваемые любопытством, идем к ребятам. «Нечто» оказывается тушей двухметровой акулы. Трудно угадать, какую катастрофу претерпела она в море, но даже мертвую плоскую голову, оснащенную рядами треугольных зубов, хочется обойти подальше. Переняв от взрослых ненависть к извечному врагу островитян, подзадоривая друг друга, дети тычут палками в грозные челюсти.

Океан позаботился создать выброшенному на берег чудищу соответствующее обрамление, собрав на оголенном рифе фантастических уродцев. С похожими на ходули искривленными корнями кажутся они выходцами из сказок, народных преданий о блуждающих растениях-вампирах с чешуйчатыми, обросшими водорослями телами. Норовят ухватить, зацепить исковерканными паучьими лапами, тянут хищные щупальца, поблескивают отбеленными ветром и солнцем когтями. Свитые узлами коряги и корни оснащены изогнутыми на манер клыков и бивней искривленными отростками. Сколько дней и часов, изобретательно измышляя формы, шлифовали и перекатывали их по рифам волны. Эти выходцы из океана, право, достойны, чтобы поклониться им в пояс.

— Ну как, порядок? — вопрошает дочерна загоревший, ставший похожим на островитянина моторист, когда бот приходит забрать нас с острова.

Старик уже кончил смолить лодку, прикрыв от солнца жилистой рукой слезящиеся глаза, смотрит в океан. На мысу все еще пляшут вокруг акулы чертенята, и перестук двигателя глушит воинственные ребячьи крики. В последний раз бросаем взгляд на остров Фаркуар. Рабочий день еще не окончен, от сарая-заводика все так же тянется серая полоска дымка.

На пустом причале желтое пятнышко — пришла проводить нас собака Саймона, стоит, широко расставив лапы на скользком бетоне, провожает преданным, кротким взглядом, — наверное, за всю ее собачью жизнь с ней в первый раз поговорили по-человечески.

Все громче тарахтит, набирая скорость, бот, все ниже в океан опускается земля, от рощи остались одни верхушки, над ними высится величественная крона старого баньяна.

— Итак, ты говорил, почему неухоженный баньян не может превратиться в лес…

— Ах, баньян, — оживляется Алексеев, — так на чем мы остановились…

Ему очень хочется рассказать мне еще раз про лагерь Александра Македонского…

— Это священное дерево индуистов и буддистов достигает полного могущества лишь возле храмов, где жрецы специально рыхлят землю. Я читал об этом феномене, все дело в том, что листва этого фикуса столь густа, что дожди не пробивают крону и не попадают на землю — она всегда тверда и суха, воздушные корни не могут ее пробить.

Судя по сегодняшнему ливню, который довелось мне пережить в соседстве с баньяном, вода не только… «не могла пробить крону и размягчить сухую землю», но и едва не вымыла из почвы баньян вместе с воздушными корнями.

Но раз на раз не приходится.

Подождем до нового ливня.

Итак, судьбой подарен день работы на острове, и день этот прожит не зря. В мастерской при свете лампы приобщаем остров Фаркуар к уже живущим в папке рисункам и акварелям.

Завтра на рассвете «Курчатов» двинется к берегам Демократической Республики Мадагаскар. Заход определен в бухту Анцеранана, ранее носившую название Диего-Суарес.

Сегодня очередь Алексеева изыскивать нужную литературу.

— Отчего происходит это название?

— От имен двух португальских моряков — капитана Диего Диаша, открывшего эту бухту летом тысяча пятисотого года, и адмирала Фернана Соареша.

Диаш обошел на корабле берега Мадагаскара, подробно их описав. В июле 1507 года остров впервые был нанесен на географическую карту и именовался тогда Святым Лаврентием.

— А тебе известно, что значит Анцеранана?

— Ну, как тебе сказать, — не торопясь ответствует он. — «Анцеранана» означает просто «порт»…

Порт так порт. Мадагаскар, Огненный остров, он же Великий Тани-Бе, вместе с Анцерананой и всеми своими тайнами лежит неподалеку, за синей дугой океана.

Будни как будни. Пашка, Сашка, Машка и Машуня

Алексеев

Жизнь на корабле давно вошла в привычную колею, но, как всегда бывает, неприятности подстерегают там, где их меньше всего ждешь: кондиционер, невзлюбив нас с первого дня, выдувает холодный воздух, если прохладно, и еле дышит в жару. Специалисты только пожимают плечами. Снимут крышку, покрутят в коварном механизме, не более суток длится нормальная жизнь, затем все начинается сначала. Упрямый металлический ящик, утверждая свое могущество, постепенно превращает каюту в морозильную камеру, спим в тропиках под шерстяными одеялами. Зато в каюте реммеханика Юры в меру прохладная благодать. Привожу его к нам; вновь отвинтив крышку и покрутив регуляторы, Юра сообщает, что дефект серьезный и подлежит устранению лишь на берегу, да где его взять, берег. К проблеме подключается старший механик: «Будем искать и пробовать». После поисков и проб упрямство кондиционера сломлено: простертая рука ощущает ровное и нежное дуновение ветерка, можно радоваться жизни.