Обычно он сразу сдавал вещи на Казанском вокзале. На этот раз, сгоряча позвонив приятелю и узнав, что тот в командировке, невольно пренебрег своим первым московским правилом. Сказывалось волнение, угнетавшее Сергея последние дни. Он страдал от обиды и внезапного одиночества, хотя и понимал, что ничего страшного с ним не случилось. («Жизнь прожить, Сергей Сонков, сын Сонкова Василия, — не поле перейти!»)
Милиционер остановил поток автомобилей из-под моста и стал взмахами руки подгонять прохожих: мол, быстрее, быстрее. Люди с чемоданами и мешками на плечах неуклюже побежали. Побежал и Сергей, задевая чемоданом за чьи-то сумки и сетки с провизией. Из-под моста снова в два ряда ринулись на Комсомольскую площадь автомобили…
Сергей повернул вправо, к камере хранения, но на первых же шагах настиг его хрипловатый, какой-то дребезжащий голос:
— Серега? Ты, что ли?..
Не останавливаясь, Сергей обернулся. Сзади обернулся еще один прохожий. Сергеев на Руси великое множество.
— Ба, отцы родные, Серега! Какими судьбами?..
Именно к нему, к Сергею Сонкову, бежал тщедушный бородатый дедок с корзинкой в руке и пустым вещевым мешком за плечами.
«Кто это может быть?..»
— Не узнал, поди? Да я же это, я, Машуткин двоюродный брат, дядя Андрей из Александрова!
«Александровский Андрей Васильич!» — мелькнуло у Сергея.
Он не видел двоюродного брата матери лет двенадцать. Да, именно двенадцать лет. В пятьдесят втором году последний раз был Сергей в Александрове, когда приезжал с матерью хоронить деда. Тогда уже Андрей Васильевич носил бороду, но еще не был плешив. Он жил в пригородной деревеньке, имел корову, кабана, пасеку и все жаловался, что плохо живет, большие налоги, дешев на рынке медок. Больше ничего Сергей не помнил. Он и самого Андрея Васильевича лет семь уже не вспоминал.
— Не узнал, не узнал, парень! — огорченно вздыхал дядя Андрей, у которого Сергей угадывал фамильные черты Князевых: короткий нос, широкие скулы и глубоко посаженные, с синевой, глаза. — По каким таким делам в Москву-матушку? Мамаша-то как поживает? Здорова?
Сергей опомнился, обнял старика. Они расцеловались, вызывая светлые улыбки прохожих. Дядя Андрей стал расхваливать Сергея, его костюм, желтый кожаный чемодан. Он хлопал родственника по плечу и радостно смеялся. Заулыбался и Сергей.
— К нам в Александров-то заедешь?
— В Александров?..
— Ну да, чай, не длинная дорога, два часа — и там. Не брезговай, Серега, родными, обидишь! Липовым медком угощу. Медок свой, не купленный. До смерти обидишь!
— А вы все там, в деревне, живете?
— Да что ты, отцы родные! Была деревня, а теперь в городской черте! Автобус ходит. Не жизнь пошла, а малина. Только вот купить что… — дядя Андрей хлопнул рукой по корзине. — На наше счастье, Москва под боком: ездим раз в месяц. Я к вечеру дома буду. Приедешь?
«А что, — подумал Сергей, — не съездить ли в самом деле?»
Дядя Андрей с улыбкой глядел на Сергея, ждал ответа.
И Сергей понял, что это счастливый выход: друг его вернется из командировки через три дня, эти три дня Сергей проживет в Александрове у родных, вспомнит старое, побродит вокруг бывшей слободы, отдохнет в лесу. Кстати, бабушка просила привезти целебной травы зверобоя. В Москве зверобоя не нарвешь…
— Ладно, Андрей Васильич, — сказал Сергей, — вот только гостинцев наберу…
— А-а, чего там, отцы родные! Ну там по малости, если что… конфетишек Юльке купи.
— Юльке? — переспросил Сергей.
— Ну да, младшенькой, приемной. Она у меня невеста. Осенью замуж выдаю. Приезжал бы на свадьбу, Серега!
«Как время-то летит! — думал Сергей, сидя в вагоне александровской электрички. — Юлька, та самая Юлька, шесть лет было, а вот уже и невеста!»
2
«Лосиноостровская, Мытищи, Пушкино, далее со всеми остановками». Электричка тронулась, промелькнули первые подмосковные платформы, появились невдалеке леса…
«Ну, вот так, Сергей Сонков, сын Сонкова Василия».