К отцу

Миновав Мытищи, Сергей словно проснулся. Куда он едет? Зачем? Почему? В Александрове у него не было ни одного по-настоящему близкого человека, если не считать Юльки, которая когда-то уснула у него на руках и нечаянно обмочила рубашку и брюки. Двенадцать лет назад Юлька бегала за ним, как собачонка. Сергей в лес — и Юлька за ним, Сергей в город за квасом — и Юлька тут как тут. Беленькая, босоногая, в дырявых рейтузах ниже коленок. У нее были тоже чуть подсиненные, как две капли прозрачной воды, глаза. Старшая, неродная, сестра Лизка, часто била ее. Один раз отшлепал и Сергей. Юлька не заревела, ни одной слезинки не выкатилось из ее глаз. Она смотрела на Сергея и улыбалась. И Сергей понял: преданная девчонка не поверила, что дядечка Сережа побил ее взаправду. Сергею стало стыдно, он поднял Юльку на руки и стал целовать, как свою дочку. Вечером, перед отъездом Сергея, Юлька залезла к нему на сеновал и уснула рядышком, сказав, что она пойдет провожать его на станцию. Сергей пообещал разбудить ее, но вставать надо было рано, и он пожалел девчонку. В пятьдесят седьмом году, вскоре после окончания института, он ездил в командировку на Урал. От Москвы поезд шел через Александров, и бабушка, узнав, что в Александрове будет остановка, уговорила Сергея захватить с собой три банки алычового варенья — гостинцы родственникам. Была послана телеграмма. Встречать Сергея пришла жена Андрея Васильевича. Сергей успел только сунуть в ее руки авоську с банками да передать поклоны. С вагонной подножки, махая ей рукой, он вдруг заметил на перроне беленькую девочку лет двенадцати. Она стояла, подняв руку, рот у нее был приоткрыт, словно она хотела что-то крикнуть. «Юлька-а!..» — догадался Сергей. Юлька побежала по перрону, смешно подпрыгивая, расталкивая людей. «Здравствуй, Юлька-а!» Проводница строго сказала, чтобы Сергей прошел в вагон.

Да, Юльку он помнил хорошо и хотел снова увидеть ее. Но та, двенадцатилетняя Юлька, навечно осталась в пятьдесят седьмом году, в теперешнем шестьдесят четвертом жила на свете совсем другая Юлька; пожалуй, и Юлькой-то ее назвать нельзя было. Для Сергея она была уже Юлией, Юлей, а для кого-то — Юлечкой, невестой. Эта Юлечка наверняка Сергея и не вспоминает. Куда он, в самом деле, едет?..

«А куда же прикажете ехать? Назад в Красноград? — подавляя сомнение, усмехнулся Сергей. — Александров — это даже интересно. Александрова слобода — знаменитая когда-то резиденция Ивана Грозного, историческое место, центр опричнины, древний городок! К тому же родина матери, этого забывать нельзя».

Мать Сергея родилась в той самой деревеньке, куда теперь ходил городской автобус. До тридцать третьего года она и не слыхала о городе Краснограде. А в тридцать третьем, после воинской службы на Дальнем Востоке, заехал в деревеньку южанин Василий Сонков. По поручению своего сослуживца Андрея Князева он привез драгоценное лекарство — корень женьшеня. Корень, похожий на человечка, оставил, двоюродную же сестру Андрея, Машу Князеву, увез, не спрашивая родительского благословения. Машин отец хотел снаряжаться в погоню, но передумал. Нечаянный зятек был парнем деловым. Род плотников Сонковых в окрестностях Александрова и Карабанова хорошо знали: до переселенья на юг после гражданской войны Герасим, отец Василия, поставил в ближайших деревнях не один десяток изб; с успехом плотничал он и в городе. «Простим ему, окаянному, — сказал Машин отец жене. — Увез, чай, по доброму согласию, пусть, бесстыжая, пеняет на себя! А Сонковых я знаю: не захочет — не возьмет, а ежели взял — не бросит. Да и коммунист Васька-то, по женской части у них, бают, строго!» Поплакав, Машина мать тоже согласилась: «От судьбы не уйдешь…» Через год в солнечном Краснограде родился Сережка Сонков, на крестины приехали дед с бабкой, окончательно помирились с зятем, в сорок третьем году где-то севернее Курска Героя Советского Союза капитана Сонкова сразила фашистская пуля…