К пению птиц

Мы стояли втроем, наверное, минуту. Мой третий глаз видел, что на пустынной улице нас целая толпа. Минута длилась вечно.

Один приятель уподобил меня бьющемуся в окно шмелю.

А другой выразился категоричней. О моих попытках разобраться он сказал: «порочный круг».

Мне, тем временем, и горя мало. Модель «мы в этом мире» сейчас кажется еще проще. На этот раз я вижу нас зернами, зреющими в початке кукурузы.

И нет никакого противоречия в том, что одновременно мы — чешуйки Змеиной кожи.

К примеру, вчера я был отвлечен разными делами, но нашел минуту, чтобы сделать опыт: заглянул в этот текст.

Я обнаружил, что текст мне совершенно чужд, а значит, я не я.

При этом откреститься от себя в любой из ипостасей невозможно.

Значит, оставаясь обреченной к отпадению чешуйкой, можно быть и созревшим к падению в землю зерном.

— Вседозволенность мысленного бытия, — радуюсь я воображению и с его помощью примеряюсь к почками на ветках, а еще — к эмбрионам.

Всё это мы: сидим — может, на Змее, а может, на Древе Жизни — и связаны общей пуповиной.

Пуповине не обязательно соединять нас животами, как и вообще, совершенно не обязательно быть похожей на кишку, потому что находящаяся в ней субстанция не жидка и не тверда, а если уж и вовсе не бояться метафор, то скорее, непоколебима.

Для ее обозначения есть слово. Это слово — Дух.

Я увидел очевидное: по сути, жизнь и есть язык.

О чем тут думать, если жизнь построена на взаимодействии?

Что есть взаимодействие, если не общение?

А как общаться без языка?

Успевший стать первым сперматозоид сообщает яйцеклетке о себе.

Яйцеклетка сообщает продолжающим неистовствовать хвостатым собратьям, что игра уже сделана.

Молекулярный Дирижер управляет оркестром клеток эмбриона.

Рыбки кораллового рифа объединяются в стаю.

Жертва сообщает силу поедающему ее хищнику.

Мне снится мясо, когда я должен заболеть.

Между сном и этой фразой лежит чудо осознания, понять которое не представляется возможным.

Сейчас я осознал, что жужжу все время именно об этом.

Порочный круг — Стена, которая иногда кажется прозрачной.

Будет крайне забавным, если окажется, что сознательные мы — ошибка Природы, что-то вроде пены, не снятой вовремя с кипящего бульона.

Бездна дохнула на меня, но я сказал себе, что отчаяние неуместно, потому что я не одинок, а со всеми вместе.

Не могу не признать свою родственность, например, жуку-скарабею — или, чтобы без претензий, просто муравью. Каждый из нас несет свою ношу, преодолевая множество препятствий и надеясь донести.

Говорящий на Языке Жизни Дух объединяет все живое во Вселенском Акте Творения. С его же помощью Молекула существует отдельно от своих Воплощений: Воплощения приходят и уходят, а Молекула пребывает и совершенствуется.

Мы стоим с улыбающейся Сукой и смотрим в глаза друг другу.

Ее Друг погиб, но она не знает, что его уже нет — для нее он есть.

Если меня не станет, я для нее тоже продолжу быть.

А вдруг это значит, что я есть и буду?

Вдруг то, что мне кажется Бездной, на самом деле и есть настоящий Мир? Тогда слово бессмертие не имеет смысла. Как и смерть, это только слово.

54. И все?

Текст идет к концу, а мне так и не удалось избавиться от слова вдруг. Оно вводит в заблуждение, потому что вдруг ничего не бывает — нигде, кроме как в той части моего ума, где пока живу Я.

Так вот, вдруг я понял, что мир настоящий все-таки отличается от мира слов.

Я увидел очередную Душу, народившуюся на Свет, я увидел, как слова все тесней объединяют ее с нами по мере того, как образы превращаются в существительные, а существительные обретают с помощью глаголов вторую, внутреннюю жизнь.

И тут же я увидел, как сквозь ставшую словами картину мира всё с большей четкостью начинает проступать несказуемое начало.

Сколько бы ни маскировалась человеческая активность под заботу о насущном, на самом деле ее подлинные цели вполне и совершенно иррациональны.

Иррациональны, потому что как только насущное обеспечено, забота не уходит, а преобразуется, становясь игрой.

Социальный психолог скажет, что стремление к богатству — парафраз заботы о хлебе насущном, и, конечно же, будет прав.

Совокупный продукт игр в целесообразность называется культурой.

Динозавров не волновала радость полета. Они обрели крылья, потому что захотели съесть уже летавших насекомых.

А вот первобытные мы, только чуть наевшись, принимались рисовать мир на стенах своих пещер.

Несказуемое начало — вот что правит нами!

Архитектор хотел придумать храм. Он стремился к идеалу.

Несказуемым образом в нем родилась догадка о золотом сечении.

Несказуемым образом догадка родила эхо в нас.

В этом мире каждый хочет быть самим собой. Оставаясь каждый собой, вокруг догадки мы все вместе.

Мы все вместе в мире Метаязыка.

Мне сейчас кажется, что я стал писать, чтобы выписать слова — и освободиться от их рабства.

Пусть будет все просто: общение — больше чем язык, потому что это Метаязык.

Наша Общность — больше, чем просто Мы. Это ползущая из Прошлого в Будущее Змея Жизни.

Я понял роль сознательных нас: Посланники Молекулы.