К победным рассветам

Только сейчас, когда все самое трудное преодолено, дает о себе знать усталость. Как-то незаметно она вошла в каждую клетку организма, разлилась по всему телу. Но расслабляться нельзя. Каждый член экипажа должен быть готов к любой неожиданности. Все время надо видеть землю, знать точно, где летишь. Нарвись самолет на один из вражеских объектов — и на нас обрушится шквал огня. Все сильнее и сильнее тревожит холод, оп проникает под комбинезон, леденит ноги.

Настраиваюсь на мощный радиомаяк — «Пчелку». В наушниках знакомые позывные и нежные мелодии музыки: это выполняются заявки участников полета. Сама собой приходит на ум песенка «Пеленг», сочиненная нашими радистами:

Два мира в эфире боролись

Сквозь грохот, и бурю, и свист

Услышал серебряный голос

В наушниках юный радист

Поймав позывной Украины

Над крышами горестных сел,

Пилот утомленный машину

По небу, как лебедя, вел

Пришли самолеты на базу,

Родные найдя берега

И песня, пожалуй, ни разу

Им так не была дорога.

Высота пять тысяч метров. Мы уже близки к завершению большого пути. Горючего в баках остается, что называется, в обрез. Перешли на снижение. Самолет словно покатился с горы. Первые лучи восходящего солнца упали на плотные свинцовые облака, которые то наплывают на нас, то отступают. Солнце отражается радостными бликами на стеклах приборов. Взгляд Василия Борисова скользит по равнодушным стрелкам, показывающим обороты моторов, давление масла и температуру головок цилиндров. Под особым его вниманием находится маленькая, голубоватая от фосфора стрелка бензочасов. Сейчас она вздрагивает у самого нуля. Бензин кончается.

Сигналы радиомаяка подтверждают, что летим в нужном направлении. В низинах медленно рассеивается туман, безоблачное небо засияло голубизной, и в кабину ворвался чистый утренний воздух.

Заходим на посадку. Это финал нашего полета на полную дальность. Несмотря на страшную усталость, Царь Борис, верный себе, приземлил бомбардировщик очень мягко. Спускаю телескопическую лесенку, вылезаю из кабины. Подбегает Марченко и осматривает самолет. На лице у техника удивление. Мы взглянули на правую плоскость и не поверили своим глазам: нижняя обшивка иссечена и разодрана.

— Ну и живуча наша машина! — восхищается Борисов. — Я слышал в воздухе свист, но никак не мог понять его происхождения.

Экипажи приземляются сегодня не очень дружно. Неторопливо отруливают машины в свои гнезда-капониры.

Подполковник Щербаков встречает каждый экипаж, выслушивает доклады командиров, а затем, деловито осматривая машины, расспрашивает о работе материальной части, расходе горючего. И тут же приказывает техникам замерить остаток топлива.

Мы обратили внимание на то, что блестящий реглан Щербакова иссечен осколками.

— Это досталось мне, когда фрицы накрыли аэродром. Не успел спрятаться в щель, — с улыбкой поясняет подполковник. — А вот ночью было похуже. Комары не давали покоя, злющие, как гестаповцы.

Аэродром был изрыт воронками. Специалисты батальона аэродромного обслуживания работали всю ночь, чтобы привести его в порядок. Они и сейчас продолжали засыпку ям и укатку летного поля.

Как хорошо — долгий и нелегкий путь уже позади! Экипаж пробыл в воздухе около десяти полных напряжения и опасностей часов. Особенно досталось Василию Борисову. Только на земле он смог по-настоящему размяться. Остальным членам экипажа можно было хоть немного двигаться, как-то менять положение тела, а он был лишен даже этого.

После длительного полета особенно приятно полной грудью вдохнуть свежий утренний воздух, затянуться табачным дымком, пройтись по сочной траве зеленого летного поля. Сдвинув шлемы на затылки, распустив «молнии» на меховых комбинезонах, летчики и штурманы направились на КП. Идут неторопливо, лишь изредка перебрасываются короткими фразами. Ведь такой продолжительный и сложный полет потребовал от каждого огромного напряжения сил.

Начальник оперативного отдела майор Светлов сердечно поздравляет всех с успешным выполнением задачи и благополучным возвращением. А мы первым делом смотрим на стену, где на черной доске, разграфленной на прямоугольники, написаны мелом хвостовые номера самолетов и фамилии их командиров. По этим данным сразу видно, кто еще не вернулся с задания. После сегодняшнего вылета на доске осталась не стертой только одна фамилия — Героя Советского Союза майора Глазкова. Все опрошенные экипажи подтвердили, что над целью не наблюдали падения сбитых самолетов. Тогда в чем же дело? Может быть, Глазков сел на другом аэродроме? Нарастала тревога. Не верили, что сбит такой опытный экипаж. Но на войне все может случиться. Присутствующие терялись в догадках. Неожиданно тишину нарушил Вячеслав Опалев:

— Не вернулись с боевого задания — это еще не значит, что погибли...