К портретам русских мыслителей

«Вехи» имели невероятный успех в обеих столицах, в провинции, за границей в кругах политической эмиграции. В течение полугода они выдержали пять изданий. Однако успех этот был скандальным. Собиравший материал по «Вехам» историк русской мысли XX века Н. Полторацкий классифицирует «реакцию на “Вехи”» по группам: 1) Публичные собрания, которые прокатились не только по Москве и Петербургу, но и по другим городам; 2) статьи, которых только в 1909—1910 годах было напечатано не менее двухсот; 3) сборники, которых вышло за эти же два года полдюжины; 4) книги и брошюры. Однако во всем этом шквале отозвавшихся голосов почти не было симпатизирующих семерке смельчаков. Положительные отклики, как подытоживает Н. Полторацкий, исходили из нескольких небольших очагов – из среды сотрудников журнала Струве «Русская мысль», «Московского еженедельника» кн. Е.Н. Трубецкого, полуправительственной газеты «Новое время», символистского журнала «Весы» (статья о «Вехах» в нем была написана А. Белым), газеты «Московские ведомости» и еще нескольких менее значительных печатных органов. Но «эти положительные отзывы буквально тонули в общем хоре критических и враждебных откликов»[491]. Не нужно объясняться по поводу того, почему сборник встретили в штыки большевики, эсеры, меньшевики и вообще все радикалы, но на авторов «Вех» набросились и либералы, сотоварищи многих из них по партии кадетов. Ее инициатор, историк, экономист и публицист П.Н. Милюков организовал целое контрнаступление на «Вехи», предприняв специальное турне по стране с целью их повсеместной «дискредитации» (выражение историка русской культуры Н. Зернова) и собрав группу видных ученых-либералов, чтобы обезвредить «пагубное и отталкивающее» влияние этих соблазнителей, пытающихся совлечь интеллигенцию с пути построения неоконченного здания политической демократии[492]. «Он клеймил, как паникеров, – пишет об этих выступлениях вождя кадетов Зернов, – людей, пытавшихся обратить внимание младшего поколения на приближающуюся катастрофу, которую он сам не предвидел»[493]. Реакция вразумления вроде той, о которой рассказывает нам тоже деятель кадетской партии, а впоследствии историк революции И.В. Гессен, явилась среди либералов исключением: «Успех “Вех” был ошеломительный <…> Не было ни одного периодического органа, который бы не отозвался на эту книгу. Интеллигенция горячо защищалась <…> Меня этот сборник сильно смутил. Я впервые почувствовал, что нашему веку действительно приходит конец»[494].

Нелогичный, казалось бы, яростный отпор «Вехам» и упреки в «ренегатстве» со стороны их политических единомышленников и однопартийцев (ведь «веховцы» не меняли своих политических убеждений, оставаясь конституционными демократами и противниками самодержавия!), – однако не плод недоразумения, как иногда думают интерпретаторы той поры; они объясняются более глубокой «изменой»: Прогрессу и политической Борьбе во имя «духовно-реформаторской работы», опирающейся на «религиозный гуманизм» (С.Л. Франк). «Вехи» требовали смены богов, что раздражало позитивистских прогрессистов (нe говоря о социалистах), уже решивших вопрос о Боге «только с другого конца», по известному выражению одного героя Достоевского. «Вместо определенной точки зрения в соответствии с прогрессивной наукой, “Вехи” зовут нас в сумрачный мир, где стерты все межи, а важнейшие проблемы разрешаются в согласии со святыми отцами»[495], – выпукло сформулировал атеистическое вдохновение интеллигенции литератор из революционного лагеря Н.И. Ракитников. Своим обращением к собратьям по классу авторы «Вех» выявили глубокий радикализм русских либералов, порвавших с содержательным классическим либерализмом и ставших родственными по мировоззрению революционной «беспочвенной интеллигенции».

Так, зародившаяся партия христианского центра, «либерального консерватизма», идущего от Пушкина и через Соловьева, в России тех лет осталась изолированной. «Русское образованное общество в своем большинстве не вняло обращенному к нему предостережению, не сознавая великой опасности, надвигавшейся на культуру и государство», – резюмировал после Октября Струве[496]. Эволюционистская политика реформ была сорвана «взвинчиванием народных масс», ставкой на «народное возбуждение», выстрелом в Столыпина, а затем и – затяжной, изматывающей войной. Революция, которой так боялись участники «Вех», свершилась.