К портретам русских мыслителей

В некоторых случаях, напротив, автор жизнеописания Бердяева безоговорочно следует за ним, колеблясь вместе с линией героя, причем тогда, когда как раз требуется взгляд со стороны. Поистине огорчительно, что биограф принимает в качестве само собой разумеющейся бердяевскую трактовку Октябрьской революции как проявления национальной стихии. Между тем своим бестселлером «Истоки и смысл русского коммунизма»[1138] он запустил в мировой идейный обиход опаснейший миф, переписывающий вину за чудовищный переворот во всех сферах человеческой жизни в России, а затем и в половине человечества с идеологической идеи марксизма на русскую национальную почву. Волкогонова следует и за половинчатостью оценок Бердяевым «достижений» тоталитарного строя в сфере образования и в хозяйственной области. У автора жизнеописания не нашлось возражений на это. А между тем, как же не уяснить себе, что программа «ликбеза» была занята прежде всего не образованием как таковым, но переделкой человека «по новому штату» (воспользуемся выражением Достоевского) и что на своем естественно-историческом, эволюционном, а не революционном пути Россия добилась бы несравненно больших экономических и культурных достижений без миллионных человеческих жертв. Вот в каких примиренческих тонах автор описывает эти розовые взгляды антибуржуазного и к тому же ностальгирующего героя: «Признавая прогрессивность по сравнению с буржуазным способом производства социалистической экономики, он не принимал насильственного насаждения материалистического миросозерцания, в котором личность – лишь кирпичик, нужный для строительства коммунизма» (с.331). Ах, если бы не насилие, если бы не рабский труд! Но ведь, где нет свободы, нет и хлеба (хотя свобода тоже не обязательно обеспечивает хлебом, как мы нынче хорошо уяснили). И этот вывод автоматически вытекает из философии либерального консерватизма «Вех», как раз оцененной Волкогоновой, но мало кем усвоенной в сегодняшней России, с нулевых годов все более радикализующейся на обоих флангах.

Эта же логика может быть понята из самого глубокого социально-политического произведения Бердяева – «Философии неравенства»,[1139] подлинно антикоммунистического манифеста, недооцененного впоследствии самим автором, а за ним и его жизнеописателем.

И вот, каким напутственным элегическим резюме провожает нас автор: «…Я надеюсь, что, глядя на тома бердяевских трудов, просвещенный читатель испытает не только положенное в таких случаях уважение, но и ощутит в своем сердце укол: вспомнит одинокого человека, безуспешно пытавшегося всю свою жизнь согреть холодный мир дыханием и потерпевшего в этом безнадежном деле оглушительное поражение» (с.369).

Как не согласиться тут?! Кто же в этом грустном мире не терпит поражения, если под победой подразумевать одоление сил зла? Сам Иисус Христос потерпел поражение от власти тьмы. Но все-таки «поражение» знаменитого философа настолько не окончательно, что в другом веке нашелся автор – и не один, а их сотни! – который уйму сил готов посвятить этой, не совсем близкой и понятной ему личности.

Р. Гальцева Непройденные «Вехи» [1140]

Душа интеллигенции, этого создания Петрова, есть вместе с тем ключ к грядущим судьбам русской государственности. Худо ли, хорошо ли, но судьбы Петровой России находятся в руках интеллигенции, как бы ни была гонима и преследуема, как бы ни казалась в данный момент слаба и даже бессильна наша интеллигенция.

С. Булгаков.

«Вехи».

Прошло сто лет, – с тех пор, как группа известных идеологов социал-либерального «освободительного движения», бывших «легальных марксистов», пережив послереволюционную метанойю «с болью за это прошлое и в жгучей тревоге за будущее родной страны»[1141] выступила с призывом к собратьям по классу покаяться и отказаться от своего радикального, революционного и материалистически-позитивистского мировоззрения.

Ныне историческая Россия снова стоит на распутье. Грозит ли ей революция? Вроде бы нет. Но грозная неопределенность ее общественно-политической формы – ни капитализм (отсутствует конкуренция), ни социализм, ни свобода (для рядового человека), ни угнетение, ни демократия, ни авторитаризм-тоталитаризм, ни многопартийность, ни партократия (впрочем, ближе всего она) в общем, ни верхом, ни пешком, ни утром, ни вечером, ни одетой, ни раздетой…, но многоветвистая развилка ставят перед ответственным самосознанием аналитическую и практическую задачу определения российского будущего.