К портретам русских мыслителей

Революция, которой так боялись участники «Вех», свершилась, согнав интеллигенцию, в качестве независимо мыслящего сословия, с общественной, а отчасти – и земной, арены. (Оговоримся заранее: за три четверти прошедшего столетия интеллигенция претерпела радикальные изменения, не потеряв при этом, точнее, вернув себе, после выхода «из-под глыб» коммунистического режима, положение специфического анклава в обществе.) О своем официальном появлении она заявила сразу после падения коммунистического строя, а с ним и цензуры. Всем памятно, как 22 августа, на следующий день после победы демократической революции, в День учреждения Государственного флага Российской Федерации Е. Боннэр, известная фигура диссидентского движения, выступая теперь по свободному уже телевидению, пригрозила Б. Ельцину, что если он будет и далее привержен символам и традициям прежней России, то «они», свободолюбивый лагерь, откажут ему в поддержке. Это был к тому же демарш в духе воинствующего атеизма 20-х годов.

До определенной поры можно было думать, что диссиденты (не в их качестве правозащитников) – это, как и мы, оппозиционеры советской коммунистической власти, оккупировавшей историческую Россию. Но вот ненавистные стены пали, оковы рухнули, и – открылась картина с другими ненавистными нашей либеральной интеллигенции стенами – исторической Россией. Старая ненависть, как и любовь, не ржавеет. Три четверти века, под руинами разгромленного коммунистами русского бытия и быта, хранила интеллигенция это чувство. Жив курилка: то интеллигентское сообщество, к чьему сознанию с призывами опамятоваться обращались «Вехи», теперь снова с нами. Хотя надо помнить, что за рубежами официоза в там– и самиздате недоброжелательство к былой России выражалось ярко и ясно и до освобождения страны. Но в августовские дни свободы оно вернулось на открытое ристалище, вплетаясь в ход горячих событий.

Понятие «интеллигенция» сложно-составное, содержит два смысла под одной словесной обложкой: это – образованное, просвещенное сословие; и – отторгнувший себя от остального общества и ощущающий себя независимым от него анклав; согласно Г.П. Федотову, «орден». «Вехи» выявили и подвергли исследованию этот, второй феномен, ощущая угрозу, которая исходит от него для ближайшего будущего страны. И оказались, как мы знаем, увы, по прошлому опыту, бесконечно правы. Великолепная семерка веховцев, всесторонне исследовав радикальное мировоззрение леволиберальной оппозиции, чреватое катастрофическими последствиями для России, определила его политическую суть как «отщепенство от русского государства» и русской истории, а метафизическую – как безрелигиозную, материалистически-позитивистскую ориентацию. Этим «отщепенством» от России и атеистическими протестами с первого дня свободы и заявила о себе постсоветская интеллигенция и вписала себя в ее общую историю. Однако, что же еще сохранила она от юности своей, с каким ликом интеллигенции, или квазиинтеллигенции (как причастившейся советчине; по Солженицыну, «образованщине»), пришлось бы встретиться сегодня критикам прошлого интеллигентского «ордена»? Подобный компаративный анализ предпринял как раз в статье «Образованщина» (1974) неоспоримый наследник и продолжатель «Вех» – А.И. Солженицын. Он систематизировал черты русской предреволюционной интеллигенции, сравнив их с характеристиками «образованцев», и получилось, что, общие коренные пороки безрелигиозного «отщепенства» тут налицо, а прежние, имевшиеся у старых радикалов достоинства – поиски целостного мировоззрения; социальное покаяние, чувство вины перед народом; моральность; фанатическая способность к самопожертвованию – отсутствуют; при том, что некоторые недостатки старого «ордена», которые поставлены авторами «Вех» в укор революционной «фракции», «по сегодняшней нашей переполюсовке чуть ли не достоинства». К примеру, веховцами подвергнуты критике: «всеобщее равенство как цель, для чего [была] готовность принизить высшие потребности одиночек», т.е. свои потребности; «психология героического экстаза; самочувствие мученичества и исповедничества…мечта быть спасителем человечества или по крайней мере – русского народа» и др. Разве сегодня это распространенные дефекты, а не редкие достоинства?