К последнему царству

– Господин диктатор, – с места встал Берг. – Если вам будет угодно реквизировать чей-то бизнес, вы его национализируете, или…

– Или. Я не собираюсь ни чего национализировать. Если чей-то бизнес вдруг останется без хозяина, он будет продан другому хозяину, который готов служить России.

– Спасибо, – вежливо ответил Берг. Было непонятно, поблагодарил ли он Ставрова за ответ, или за возможность поживиться на распродаже бизнеса Шулеровича.

***

Запад просто охренел, пребывая в такой растеренности, какой не знал со времен Столетней войны. Уже больше века они привыкли гнобить Россию за то, что там нет настоящей демократии, а в ответ от Россиии слышали, что демократия у них самая что ни на есть настоящая. А теперь этот безумный Ставров открыто объявил себя диктатором и сказал, что демократия в России отменяется. И даже более того, он сказал, что ни каких «прав человека» Россия больше не признает, кроме тех естественных прав, которые защищены законом. Любые доклады о нарушении прав человека в России теперь утратили смысл, потому что Россия и без этих докладов заранее соглашалась с их выводами. И обвинять в неразвитости демократических институтов невозможно тех, кто говорит, что у них вообще нет ни какой демократии.

Запад, конечно, ввел все необходимые экономические санкции, которыми вверг собственный бизнес в убытки, и с замирающим сердцем ждал, какие контрсанкции последуют со стороны России. Россия просто запретила ввоз каких бы то ни было товаров из стран НАТО. Вдруг оказалось, что экономика России вполне к этому готова, и хотя там время от времени возникают перебои с некоторыми товарами, но они очень быстро вновь появляются на прилавках. За какой-то год российские аграрии так резко пошли вверх, что казалось они только и ждали, когда Европа перестанет завозить к нам дерьмовую суррогатную еду. Видимо, и правда ждали. При этом государство давало на развитие сельского хозяйства столько денег, сколько ни когда не давало за последние сто лет.

Западный бизнес нёс ужасные убытки. По Европе прокатилась волна банкротств. А в России создавались всё новые и новые рабочие места, понемногу начала оживать глубинка. Откуда-то, как по волшебству, за три года появились дороги, и появлялись всё новые. Россия переживала невиданный строительный бум. Открывались давно закрытые предприятия. Западные эксперты сначала не могли понять, откуда Ставров берёт деньги, не печатает же он их, показатели инфляции оставались в России в норме. Потом прикинули и поняли, что большие средства, которые вдруг появились у Ставрова, раньше просто разворовывались и вывозились за границу.

Хотели ущемить русские элиты арестами иностранных активов, но вдруг оказалось, что ни каких активов у русских чиновников и бизнесменов за границей больше нет. Ни у одного из них даже дети больше не учатся в западных вузах.

Имели намерение оказать на Россию политическое давление, устроить публичную порку в международных организациях. Но Россия тут же вышла из всех международных организаций, включая ООН. Выхода какой бы то ни было страны из ОНН ни кто и представить себе не мог. Запад был в шоке. Всё, чем Запад мог угрожать России, она делала сама, причём очень легко и безо всяких переговоров. Западу оставалось только нагнетать антирусскую истерию у себя дома. Ни кто из европейских обывателей уже не сомневался, что Ставров ест на завтрак младенцев, а по улицам Москвы носятся коричневые комиссары на черных воронках и убивают подряд всех евреев, негров и гомосексуалистов. Русские, казалось, не обращали на оскорбительную клевету в свой адрес вообще ни какого внимания, они даже интернет не пытались отрубить.

В Европе начали сносить последние памятники советским солдатам второй мировой. Ни каких нот протеста со стороны России не последовало. Французы уже было начали подбираться к Сен-Женевьев-де-Буа, и вот тут, наконец, последовало вежливое предупреждение со стороны Ставрова: если французы тронут хоть один камень на этом кладбище, Россия тут же разорвёт дипломатические отношения с Францией. Как ни странно, французы испугались. Президент Франции приказал даже охранять белогвардейское кладбище нарядом полиции и, чтобы сохранить лицо, прокомментировал это: «Мы не русские варвары, мы не воюем с мертвыми». Россия на это заявление ни как не отреагировала.