"К предательству таинственная страсть..."

Об этом же рассказала ещё одна ифлийка, которую я знал по писатель­ской жизни 1960-1970-х годов, — Раиса Либерзон-Орлова, чьим последним мужем был публицист Лев Копелев. Их обоих уже нет на этом свете. Пламен­ные ифлийские революционеры 30-х годов, ставшие эмигрантами в 80-х, они нашли успокоение в немецкой земле. Но их книги, вышедшие в России, про­ясняют многое из жизни “ифлийства”: “В ИФЛИ поступали сыновья и дочери высокопоставленных тогда отцов — Лев Безыменский, Хана Ганецкая, Ирина Гринько, Муза Егорова, Наталья Залка, Марина Крыленко, Агнесса Кун, Олег Трояновский. Для сегодняшних читателей скажу без подробностей, что это были дети высших деятелей Коминтерна, наркомов, дипломатов”.

“У нас, — вспоминает Раиса Орлова-Либерзон, — царил культ дружбы. Был особый язык, масонские знаки, острое ощущение “свой”. Сближа­лись мгновенно, связи тянулись долго”...

“Необъяснимо, чем влекли слова “флибустьеры”, “весёлый Род­жерс”, “люди Флинта”. Они перекликались с Гумилёвым, Грином, Кип­лингом, но всё это про нас”.

Поразительно, что ифлийцы жили Киплингом и Грином, но не вспомина­ли ни о Шолохове, ни о Есенине, ни о Булгакове, ни о Платонове. Словно ино­планетяне. Даже Блок и Ахматова, даже Клюев с Мандельштамом не интере­совали их. И, конечно же, харьковский провинциал Борис Слуцкий, попав в такое окружение “пламенных революционеров и революционерок”, всю по­следующую жизнь оставался поэтом, носившим в себе “вирус” ифлийства. Более того, даже после мая 1945-го, когда казалось бы, эти убеждения долж­ны были окончательно износиться, Слуцкий — политрук, военный прокурор, политик, — насаждая в Венгрии социалистические порядки, верил, что тем самым продолжает в Венгрии мировую революцию 1919 года:

Тесня к стене Больших Бульваров публику

Колонной — от угла и до угла, —

Венгерская Советская Республика

Убитая — нет, выжившая! — шла.

О Запад девятнадцатого года,

Всемирного пожара головня!

Я вижу сбережённую народом

Живую искру нашего огня.

Гори же вновь! Пожаром пламеней —

Сегодня подходящая погода:

Партийцы девятнадцатого года

Опять идут по Венгрии своей.

И эта пламенная тирада пропета о Венгрии, чьи сыновья, одетые в фор­му вермахта, в наших оккупированных сёлах и городах считались самыми же­стокими из сателлитов Гитлера! Мадьяры, которых в советском плену было более полумиллиона, которые, вернувшись из плена на родину, ещё раз в 1956 году залили потоками крови свой Будапешт не хуже, чем в девятнад­цатом году при белакуновской революции. О том, что подвигло их в 1956 го­ду вешать на липах венгерских евреев, Борис Слуцкий не сказал ни слова.

Но надо сказать, что сталинское государство во время войны высоко це­нило усилия и преданность Слуцкого делу социализма, особенно в тот пери­од, когда наши войска перешли советскую границу и вступили на землю так называемых сателлитов гитлеровской Германии. Вот как рассказывал сам Бо­рис Абрамович о своей жизни работника политотдела 57-й армии, юриста, следователя, военного прокурора и высокопоставленного идеолога в послед­ние месяцы войны: “Писал листовки для войск противника, доклады о поли­тическом положении в Болгарии, Венгрии, Австрии, Румынии для командова­ния. Написал даже две книги для служебного пользования о Югославии и о Юго-Западной Венгрии. Писал текст первой политической шифровки о по­литическом положении в Белграде”... В конце войны участвовал в формиро­вании властей и демократических партий в Венгрии и Австрии. Формировал первое демократическое правительство в Ситирии (Южная Австрия)”.

Подумать только, какими полномочиями обладал он, когда-то написав­ший: “Я желаю стоять, как все”, — а теперь принимавший решения, от кото­рых зависели судьбы целых государств и правительств!

“Всем лозунгам я верил до конца”... Конечно же, Слуцкий был последо­вательным сыном своей эпохи. Вот как он описывает утверждение социализ­ма в странах Восточной Европы:

Я помню осень на Балканах,

когда рассерженный народ

валил в канавы, словно пьяных,

весь мраморно-гранитный сброд;

своих фельдмаршалов надменных,

своих бездарных королей,

жестоких и высокомерных

хотел он свергнуть поскорей...