"К предательству таинственная страсть..."

У камерного питерского поэта Александра Кушнера тоже есть стихотворе­ние о Сталине, но оно ещё более пустое и ещё более “кафейно-гастрономическое”, нежели вирши Бродского о венском кафе.

В ресторане “Аттила” на скатерти луч плясал.

Посмотрел бы Аттила на чистенький этот зал,

Где нам подали кофе с мороженым и варенье.

Интересно, что он подумал бы, что сказал?

Вавилонское, ты мне нравишься, столпотворенье.

..............................................................

И когда-нибудь, лет через тысячу, интурист

Отутюжит гостиницу, чистую, как батист,

И на вывеске будет написано “Джугашвили” —

Тем приятнее номер, что солнечен так и чист.

И не всё ли равно, как назвать, — так его забыли.

1990

Кто знает, кто знает... Тысячелетия уже прошли, а мы всё помним о ве­ликих египетских фараонах, о Юлии Цезаре и Аттиле... Думаю, что стихи Кушнера забудутся быстрее, нежели фамилия, а тем более великий псевдоним героя его стихотворения. Да они и написаны-то, в сущности, не о Сталине, а о “Джугашвили”. А это громадная разница, о чём знал Иосиф Виссарионо­вич, когда выговаривал своему сыну Василию, кричавшему во время хмель­ных скандалов, в которых проходила его молодость: “Моя фамилия Сталин!” Узнав об этом, отец пристыдил сына: “Ну, какой ты Сталин? Я — и то ещё не Сталин!”

Метания “детей Арбата” от славословий к проклятиям были частью того потока пошлости, лжи и страхов, о которых Иосиф Сталин сказал когда-то Александре Коллонтай: “После моей смерти на мою могилу нанесут столько мусора...” — и добавил: “Но ветер истории развеет его...”

Ненависть к Сталину лишала “шестидесятников” не только литературных способностей, которыми многие из них всё-таки обладали, не только ума, но и честности по отношению к истории Отечества. Мы, русские патриоты, не выдёргивали имя и дела Сталина из потока истории, но, наоборот, погру­жали в неё, понимая, что при тогдашних обстоятельствах картина жизни эпохи не могла быть другой. Победы и поражения, подвиги и преступления, взаимо­отношения народа и власти... Эта стихия истории — ив мелочах, и в величии, в судьбах наших отцов и матерей — была вся нашей... И проживя вместе со своими отцами и матерями весь ХХ век, мы научились отличать правду от правдоподобной лжи, научились понимать, что такое неизбежный, а порой и необходимый ход истории. Который раз вспоминаю о том, что три дочери моей бабушки Дарьи при помощи сталинских социальных лифтов не остались крестьянками, но вышли в люди: одна стала директором швейной фабрики, другая — главным диспетчером железной дороги, третья — врачом-хирургом, а их младший брат, учившийся сапожному делу, стал “сталинским соколом” и знаменитым лётчиком, записанным в калужскую “Книгу славы” Отечествен­ной войны. Мои встречи и знакомство с известным современным социологом Александром Зиновьевым окончательно утвердили меня в правильности моих взглядов. Вот что писал Зиновьев о сталинской эпохе:

“Чтобы ответить на вопрос о сущности сталинизма, надо установить, чьи интересы выражал Сталин, кто за ним шёл. Почему моя мать хранила портрет Сталина? Она была крестьянка. До коллективизации наша семья жила непло­хо. Но какой ценой это доставалось? Тяжкий труд с рассвета до заката. А ка­кие перспективы были у её детей (она родила одиннадцать детей!)? Стать крестьянами, в лучшем случае — мастеровыми. Началась коллективизация. Разорение деревни. Бегство людей в города. А результат этого? В нашей се­мье один человек стал профессором, другой — директором завода, третий — полковником, трое стали инженерами. И нечто подобное происходило в мил­лионах других семей. Я не хочу здесь употреблять оценочные выражения “плохо” и “хорошо”. Я хочу лишь сказать, что в эту эпоху в стране происходил беспрецедентный в истории человечества подъём многих миллионов людей из самых низов общества в мастера, инженеры, учителя, врачи, артисты, офи­церы, учёные, писатели, директора и т. д., и т. п.

Сталин был адекватен породившему его историческому процессу. Не он породил этот процесс, но он наложил на него свою печать, дав ему своё имя и свою психологию. В этом была его сила и его величие. Не исключено, что молодёжь ещё будет когда-нибудь тосковать по сталинским временам. Народ (тот самый, якобы обманутый и изнасилованный) уже тоскует и встречает упоминание его имени аплодисментами...

И Великую Отечественную войну мы могли выиграть только благодаря коммунистической системе. Я ведь войну с первого дня видел, всю её про­шёл, я знаю, что и как было. Если бы не Сталин, не сталинское руководство, разгромили бы нас уже в 1941 году”.

***

А сколь искренни и значительны мысли такого же, как и Александр Зи­новьев, крестьянского сына Николая Рубцова в стихотворении, где он вспоминает Сталина и его время, и вообще всю судьбу России в трагичес­ком ХХ веке:

НА КЛАДБИЩЕ

Неужели

               одна суета

Был мятеж героических сил

И забвением рухнут лета

На сиротские звёзды могил?

Сталин что-то по пьянке сказал —

И раздался винтовочный залп!

Сталин что-то с похмелья сказал —

Гимны пел митингующий зал!

Сталин умер. Его уже нет.

Что же делать — себе говорю, —