"К предательству таинственная страсть..."

Я горюю по бывшей стране, потому что радующийся при виде её облом­ков мир не замечает под ними великого аскетического опыта моей Родины, опыта, необходимого всему человечеству.

Опыт аскетически-уравнительной жизни бесценен бесценен для грядущей истории. Фаустовская воля Запада почти разрушила воды и земли, леса и воз­дух. Хочешь не хочешь, человечеству, чтобы выжить в эпоху глобального эко­логического кризиса, не сегодня, так завтра придётся отвергнуть идеологию безграничного потребления и вернуться к опыту самоограничения поневоле или по Божьему разумению, выработанному Россией и за всю её историю, и, особенно, за последние семьдесят лет. Ещё придётся миру поблагодарить мою Родину за опыт страданий и испытаний, предстоящих Западу. Только ве­ликий народ смог и сумел выдержать все перегрузки, связанные с приобрете­нием этого жестокого опыта. Выдержал и надорвался. Возродимся ли мы? Ев­реи ждали своего возрождения две тысячи лет. Дождались. Даже мёртвый язык иврит оживили, что само по себе чудо. Болен сегодня русский человек. Мечет, ищет, напрягает силы. А значит, всё-таки живёт.

...Учёные взяли от бабочек самое плохое и ущербное потомство. Получи­ли от него приплод. Снова взяли самых худших особей, получили от них де­тей и довели в конце концов популяцию до полного вырождения. Бабочки уже почти не размножались, не летали, а едва-едва ползали. Тогда естествоис­пытатели выбрали из полумёртвого поколения более или менее приличные эк­земпляры, получили от них потомство и прошли весь обратный путь до той по­ры, пока не восстановили полноценную и роскошную породу в её истинном виде... Так почему бы не возродиться и нам?”

***

Ни один из “детей Арбата” не встал в ряд с Сергеем Залыгиным, Вален­тином Распутиным, Василием Беловым, Владимиром Крупиным, Валенти­ной Сидоренко и Верой Брюсовой, восставшими против безумного проекта поворота северных рек на юг, разработанного академиком Израэлем и его конторой.

Никто из “легендарных” “шестидесятников” не принял участия в изнури­тельной борьбе за спасение Байкала, которую возглавил тот же Валентин Рас­путин со своими друзьями.

Когда Андрей Вознесенский воспевал секвойю Ленина, обнаруженную им в каком-то из американских штатов, наш “шестидесятник” Владимир Чивили­хин спасал уникальные кедровые рощи, раскинувшиеся в предгорьях Саян.

Никто из евтушенковских “шестидесятников-десантников” не приложил ни малейших усилий к возрождению православия в то время, когда Василий Бе­лов отстраивал на свои средства церковь в Тимонихе, когда Распутин возво­дил храм в родной деревне Аталанке, а Крупин возрождал на вятской земле Великорецкий крестный ход. Московские “шестидесятники” в это время кри­чали со всех столичных трибун: — “Политехнический — моя Россия!”.

Все мировые “прорабы духа” — Аксёнов, Окуджава, Гладилин, Евтушен­ко и др., как черти ладана, избегали участия во всенародных торжествах — днях Славянской письменности, в крестных ходах, посвящённых тысячелетию Крещения Руси, в перенесении мощей Серафима Саровского из Санкт-Петер­бургского Казанского музея атеизма в Дивеевский монастырь. Помню, как во время одного из таких крестных ходов в Великом Новгороде в праздник 1000-летия Крещения Руси вместе с патриархом Алексием шли Валентин Рас­путин, Владимир Крупин, Дмитрий Балашов и никаких битовых, Вознесенских и прочих плейбоев рядом не было... Но этого мало. Подлинным священным событием для России православной стало отпевание в храме Христа Спасите­ля Владимира Солоухина и Валентина Распутина. Отпевание, которое совер­шал сам патриарх...

Представить себе невозможно, чтобы в главном храме России отпевали ко­го-то из лицедеев шестидесятничества, один из которых был якобы, по его соб­ственному признанию, из рода священников и написал поэму о том, как его пращур, настоятель одного из древних владимирских храмов, то ли сам соблаз­нил не где-нибудь, но в алтаре юную прихожанку, то ли был соблазнён ею:

Я разделась в церкви — на пари последнее

Окрести язычницу совершеннолетнюю.

Я была раскольницей, пьянью, балериной.

Узнаешь ли школьницу, что тебя любила?

Голым благовещеньем с глазами янтарными

первая из женщин я вошла в алтарную.

(из поэмы “Андрей Палисадов”)

Этот “соблазн” (“человека создал соблазн”), о котором писал поэт в од­ноимённой книге, был куда хлеще и кощунственней, нежели глумливые пляс­ки девиц из компании “Пусси Райт”. Вроде бы эти “пьяные балерины” в своём кураже что-то кричали непотребное о Путине, но, скорее всего, они просто на­читались Вознесенского. Слава Богу, что им не удалось, подобно героине на­шего знаменитого поэта-плейбоя, ворваться “в алтарную”.

Глава четвёртая

“ЛЮБОВЬ К РОДНОМУ ПЕПЕЛИЩУ...”

Село Никола стоит над извилистой речушкой Толшмой, вдоль правого бе­рега которой, заросшего ивняком, ютятся тёмные бревенчатые баньки...