"К предательству таинственная страсть..."

И далее идёт список требований со стороны этих либералов-“шестидесятников”: “запретить указом президента или признать нелегитимными все “пар­тии”, “фронты”, “объединения”, и “съезд народных депутатов”, и “Верховный Совет”, и “Конституционный суд”, “закрыть” (а не просто ввести цензуру) га­зеты “День”, “Правду”, “Советскую Россию” и т. д.

Мы обращались к народу со словами: “Сограждане, братья, пусть в эти дни вас не окутает страх, неверие и ненависть. Не посмейте поднять оружие на брата. Слишком много нас было убито в этом веке <...> не дадим опять пролиться русской крови”.

Они, лицемерно разыгрывая трагикомедию, лили крокодиловы слёзы по трём юношам, погибшим в тоннеле во время исхода танков от Парла­мента в августе 1941 года: “Скорбь о новых невинных жертвах и гнев к хлад­нокровным их палачам переполняет наши (как, наверное, и ваши) сердца”.

В этом же письме защитники российского Парламента были названы “красно-коричневыми оборотнями”, “ведьмами”, “убийцами и хладнокровны­ми палачами”, как будто не их тела (в количестве полутора тысяч, как пола­гают нынешние историки) были октябрьской ночью погружены на борты и уве­зены в неизвестном направлении, а трупы Ельцина, Лужкова, Гайдара, Ново­дворской, Чудаковой, Окуджавы и прочих “гуманистов-шестидесятников”.

Наше Письмо, зовущее не к расправе с мировоззренческими врагами, а к примирению двух враждующих станов, было написано 2 октября 1993 го­да, словно предчувствие надвигающейся драмы, за два дня до ельцинской кровавой расправы с парламентом, по сравнению с которой ленинское взя­тие Зимнего дворца 6 ноября 1917 года, когда погибло то ли три, то ли четы­ре человека, было детским лепетом истории. Если вспомнить, сколько про­фессионалов из спецназа КГБ и ОМОНа, сколько провокаторов, стрелявших с соседних зданий (как на киевском майдане) по обеим враждебным сторо­нам, сколько всяческих отечественных и зарубежных СМИ было задействова­но, чтобы раздуть пламя братоубийственной схватки!

С нашим письмом нечего было соваться на ельцинское или лужковское ТВ, вся патриотическая пресса по требованию “42-х” была закрыта, а “Наш современник” опечатан лужковскими прокурорами. Поэтому мы сумели обна­родовать своё письмо лишь в подпольном номере прохановской газеты “День” 7 октября 1993 года. Оно, конечно, не смогло повлиять на ход событий, но мы, ещё не зная о провокаторском листке “42-х”, опубликованном 5 октя­бря 1993 года, угадали его содержание и успели изложить для истории своё понимание происшедшей трагедии. Мистический момент в этом совпадении тоже присутствовал: наше письмо было подписано тоже сорока двумя писа­телями. В отличие от “известного письма”, подписанного в основном русско­язычными русофобами — наше было написано, одобрено и подписано дейст­вительно цветом коренной русской интеллигенции. В сущности — оно было прямым продолжением “Слова к народу”, написанного Юрием Бондаревым, Валентином Распутиным и Александром Прохановым и опубликованного в трагические дни августа 1991-го, когда мы, к несчастью, не победили. В этой борьбе победили они, но какой ценой?

О такого рода победах честный “шестидесятник” Наум Коржавин сказал, что их творцы “не отличают славы от позора”.

***

Расстрел российского парламента был подготовлен в 1991-1993-м годах бешеной компанией средств массовой информации, которые были отданы ещё при Горбачёве в руки нашей пятой колонны. Помню, с какой сатанинской радостью на круглом столе у Познера вещал об этой всенародной трагедии сын крупного советского чиновника-дипломата Виктор Ерофеев:

“Освобождение от империи — это радость. Распад Союза — это ра­дость, а не трагедия. Все соседи радуются этому освобождению”.