"К предательству таинственная страсть..."

Думаю, что свою книгу о шестидесятниках я не смог бы написать, если бы не прошёл “свиридовскую школу” поисков правды и трезвого самообла­дания. Да по-другому и быть не могло, поскольку великая книга Свиридова “Музыка как судьба” рождалась на моих глазах во время наших разговоров. Книга вышла после его смерти. Но перед этим уже была вчерне написана в его дневниках, в записях на страницах книг, которые он читал с каранда­шом в руке, в его письмах, которые были своеобразными черновиками стра­ниц будущей книги. В одном из его писем ко мне были слова “да будет свет”, в другом “да сгинет тьма”... Каждое из этих словосочетаний могло стать именем его будущей книги, но она вышла в жизнь под названием “Музыка как судьба”, и, может быть, поэтому бессознательно, но не случайно я на­звал книгу своих воспоминаний “Поэзия. Судьба. Россия”. Георгий Василь­евич вольно или невольно, но помог и мне написать свой трёхтомник и дать ему имя.

За много лет нашей дружбы я никогда не видел его впавшим в уныние или в отчаяние. Чем глубже и точнее он ощущал давление на судьбы чело­веческие мирового зла, тем мужественнее и отважнее были его ответы это­му злу и распаду. Лишь в одном из самых последних своих писем он при­знался мне: “Живу я скверно, болею, жизнь как-то быстро вдруг пошла под откос, дел много, помощи нет, живу в чужом углу, на старости лет это не­удобно, неуютно. Работа моя стала. Уже четвёртый год я ничего не могу сделать, быт разлезся по швам. Грустно мне очень и не знаю, как попра­вить дела”.

Он словно бы предчувствовал, что после его смерти “антреприза” сдела­ет всё, чтобы он был забыт. Во время его столетнего юбилея в 2015 году лишь в каких-то жёлтых газетёнках появилось несколько фраз о нём, как о неиспра­вимом представителе музыкально-провинциального романтизма, чуждом но­вому двадцать первому веку... А началась наша дружба совершенно неожи­данно для меня, в какой-то степени даже благодаря моему легкомыслию.

Дело в том, что, как помнится мне, в мае 1982 года я лихорадочно засо­бирался в дорогу. Мне все чаще стала сниться таежная река, впадающая в Белое море, ее зеленые острова, окаймленные золотыми лентами кувши­нок, рокочущие пороги с гладкими, влажными валунами, серебряная рыба, выпрыгивающая из черной воды, белесоватые ночи, когда особенно тревожат душу звонкие голоса лебедей с безымянного озера.

Но за несколько дней до отъезда раздался звонок из “Литературной газеты”:

— Станислав Юрьевич, приглашаем вас выступить со статьей в дискуссии о массовости и народности культуры.

Проклятая тема давно мучила меня, и, отложив на несколько дней сборы, я сел к столу и написал все, что пожелал — о Пушкине, о нашем телевидении, о Моцарте, о вульгарной экранизации классики, об Аркадии Райкине, о Фе­доре Достоевском, о братьях Стругацких, о Владимире Высоцком, о Евгении Евтушенко и т. д. Моя статья называлась “От великого до смешного” и была опубликована 9 июня 1982 года с эпиграфом из маленькой трагедии А. С. Пушкина “Моцарт и Сальери” — “Ты заснёшь надолго, Моцарт!”

Когда я вернулся из поездки на Север, в редакции “Литгазеты” меня ждал мешок писем, негодующих и восторженных, проклинающих и одобряющих... Поскольку я не пощадил в своей статье многих кумиров массовой культуры, то “террор среды”, обрушившийся на мою голову, носил тотальный характер. Я понял, что замахнулся на “святая святых” современного упрощенного чело­века, особенно на его фантастическое поклонение Владимиру Высоцкому. И тем более долгожданным и дорогим было для меня каждое умное и серьез­ное письмо, выражавшее понимание и поддержку. Одно из таких писем было подписано: “Ваш Георгий Свиридов”. После него мы познакомились, и наши, смею сказать, дружеские отношения продлились более пятнадцати лет, вплоть до смерти великого русского композитора.

“3.09.1982 г.

Дорогой товарищ!

Не имея чести быть знакомым с Вами лично, хочу пожать Вам руку и по­благодарить за Вашу замечательную статью. Эпиграф статьи выбран Вами изумительно верно!

Как я понимаю, речь идет о сохранении крупных духовных ценностей, без которых жизнь теряет смысл. И дело не только в тех или иных именах ли­тературного обихода.

Я давно Вас знаю, люблю и ценю Ваше строгое слово. Читал прекрасную подборку стихов в газете “Советская Россия”, журнальные и хрестоматийные публикации. Читал Ваши воспоминания о Н. Рубцове в журнале “Север”. К сожалению, сборника Ваших стихотворений у меня нет (правда, я не кол­лекционер поэзии). Четыре ваши строки сидят у меня в голове прочно, как будто это я сам их сочинил:

Синий холод осеннего неба

Столько раз растворялся в крови,

Не оставил в ней места для гнева,

Лишь для горечи и для любви.

Это, знаете ли, мне очень близко! Дай Вам Бог здоровья и сил для Ва­шего достойного дела.

С большим уважением Г. Свиридов, Москва”.

В ответ я послал Георгию Васильевичу сборник стихотворений и вскоре получил от него еще одно письмо.

“10.12.1982 г.

Уважаемый Станислав Юрьевич!