К причалу

— А-а, пришла, малышка. — Папаша Анри обхватил меня одной рукой за плечи и постукал соломенной шляпой по спине.

Старик сиял. Стоит, тяжело дышит. Жарко. Черный люстриновый пиджак застегнут на все пуговицы, глухо подвязан тесемочкой ворот ситцевой рубахи, иссеченная мелкими морщинами коричневая шея поблескивает от пота, на лоб налипла седая прядь. Прищурив один глаз, он торжествующе смотрит на Вадима:

— Справлялся: вчера советский павильон посетили пятьдесят пять тысяч человек! Ты слышишь? Пятьдесят пять тысяч!

Мы рассматривали макет московского театра, теперь уже не помню какого, и папаша Анри нашел место в партере, где он сидел, когда был гостем СССР, и опять рассказал нам, что́ им тогда показывали, и куда водили, и как принимали. «Неплохо бы, пока еще есть силенки, съездить, повидать еще разок Москву...»

Когда мы с Вадимом провожали его к выходу, папаша Анри вдруг остановился.

— Дай-ка мне твою ручку, — попросил он Вадима и направился к столику, где лежала книга отзывов.

Привалившись грудью на стол, он старательно вывел: «Советский Союз — это действительно родина всех трудящихся. Спасибо, товарищи. Старый металлист Анри Меселье».

Сразу же завладел книгой ожидавший рядом господин: «Павильон СССР — дым и обман. Маркиз де Ш.». Вадим тут же продолжил маркизову строку: «Как жаль, что в этой книге даже идиотам, разрешается выражать свое мнение. В. К.» Кто-то протянул руку через мою голову и дернул книгу к себе, — старик в золотых очках. «Советский павильон — сплошная агитация и пропаганда. Г. Лефевр».

Парень в синем берете следил за поединком. Едва этот Г. Лефевр всадил свою точку, как парень вырвал из руку него книгу и еще размашистее Г. Лефевра написал: «Пусть волки рычат, а вы, товарищи, продолжайте. Морис Курто».

Мы уже собрались было уходить, когда к столу привалила шумная компания американцев, — наверное, матросы торгового судна. Здоровенные, с обветренными лицами парни. Один властно наложил свою широкую лапищу на открытую страницу, и они стали читать сверху донизу. Потом хозяин лапищи достал свою ручку: «Ура, СССР! Мы будем вместе с вами сражаться за свободу и справедливость!» Он обернулся к своим, взглянул и жирно вывел: «Американцы».

Глава тридцать седьмая

В тот день утром я поехала к Юльке. Отвезла ей «блюки», как она говорила, длинные спортивные брюки! Она сразу же в них влезла, и мы сели писать письмо Ване. Я водила Юлькиной рукой, и сначала мы рассказали ему про шикарные новые «блюки», спортивные, на помочах, а потом поздравили его с днем рождения, который будет через два дня. Потом мы побегали по саду, а позже Юлька проводила меня до калитки, и я поехала на выставку, где советские друзья обещали принести русских папирос для моих «испанцев».

В павильоне я сразу же устремилась к книжному стенду.

— А-а, Марина пришла! Получай.

— Здо́рово! — Я обеими руками подхватила большой пакет.

— Кланяйся твоим «испанцам»!

— Ага. Поклонюсь. «Старому баррикаднику» нашему ко дню рождения подарок-то какой!

— Во-во. Ты ему и пошли московских.

— Завтра отправим. Вадим Андреевич поищет оказию, чтоб Ване в самый день рождения вручили.

— Добре, Маринка. Приходи, еще дадим.

— Марина! Вот так встреча!

— Луи! Франсуаз!

— Нет, ты смеешься... в такой толпе...

Мы обнялись, разглядываем друг друга.

— Миллион лет не виделись, — говорю я.

— А ты выросла, — говорит Луи. Он смотрит на меня дружески, и я вижу — Луи рад встрече, как и я.

— Фу-ты, элегантные какие! — Я увлекла их в сторону, за столик, а потом, чувствуя тут себя немножко хозяйкой, водила из отдела в отдел. В «Уголке Северного полюса» я показала им портреты Шмидта, Водопьянова, Папанина... Первых советских полярников! Луи читал тексты их сообщений с полюса, а я не спускала глаз с него, следя за каждым движением на его лице.

— Русские Колумбы, — небрежно проговорил Луи, и в его голосе прозвучало что-то такое, от чего мне уже не хотелось ни показывать, ни рассказывать.

— Что Вадим? — спросил Луи.

— Здесь он.

Вадим разглядывал какую-то громоздкую машину.

— Выпущена Советским Союзом, — сказал Вадим здороваясь и пожимая руки одновременно Луи и Франсуаз, и показал Луи глазами на машину. — Изготовлена целиком из советских материалов, советскими рабочими и советскими инженерами.

— Социалистическая машина, — сказал Луи, и в тоне его прозвучала ирония.

— Правильно, — ответил Вадим. — И тени ворованного труда в ней нет, в «социалистической» этой машине. Тут есть над чем подумать, Луи.

— Может быть.

Луи слегка покраснел.

Я всё-таки повела их к карте СССР. Вместе с нами втиснулся в толпу старик и следом за ним — парень. Оба они долго вглядывались в карту.

— Эх, разлука ты, разлука, чужая сторона! — вырвалось у парня. Он посмотрел восхищенными глазами на старика. — Что делается, а?

— Ох‑хо‑хо‑хонюшки, трудно жить Афонюшке на чужой сторонушке! — вздохнул старик.

— Русские? — прошептал Луи.

— А что это они? — спросила Франс.

— Ностальгия.