К реке. Путешествие под поверхностью

Типичный йоркширец, думаю я про себя, постоянно брюзжит. Не нужно верить в свидетельства Книги Бытия, чтобы понять потрясение Ноя. Разве не так устроен мир, исчезающий прямо на наших глазах? Последний раз пьеса игралась в 1576 году. Сколько деревьев сохранилось с тех времен, сколько телег, замков и плугов? Возможно, ни единого дуба во всем огромном Вельде, хотя по сравнению с жизнью дуба век человека — ничто. Все они пали жертвой безмолвных и разрушительных наводнений, то и дело вихрем проносящихся по планете. В свое время оно уничтожит весь видимый мир, ведь формы живут лишь короткий миг и разрушаются, какими бы крепкими они ни казались.

В ландшафте, где изрядно погуляла вода, одно растение выглядит аномалией, ожившей окаменелостью. Хвощ, забивший каждую канавку, где есть хоть капля влаги, рос здесь еще тогда, когда Вельд был тропическим болотом, задолго до образования меловых возвышенностей Даунс. Если вдруг наступит ядерная зима, то держу пари, хвощ с упругими листьями-иголочками пробьется сквозь пыль и обломки камней, как он это делал на протяжении последних двухсот тридцати миллионов лет. Equisetum, таково его научное название, — живая связь между нашим веком и эпохой динозавров. Пусть теперь его топчут коровы, он рос здесь, когда в Вельде водились игуанодоны, одни из первых найденных динозавров.

Впервые следы игуанодона в начале девятнадцатого века обнаружил акушер и геолог Гидеон Мантелл — всего в полутора километрах от того места, где я сейчас стояла. Тогда не существовало ни понятия, ни слова «динозавр», и даже сама мысль о том, что какая-то форма жизни способна вымереть, была в новинку и принималась едва ли не в штыки. Геология, как я уже говорила, еще только складывалась как научная дисциплина, и для скорейшего определения возраста слоев, составляющих земную кору, было выкопано и впервые научно классифицировано некое количество окаменелостей. Идентифицировать ранних млекопитающих было проще простого, однако ученые также обнаружили странные и загадочные останки. В 1811 году в городке Лайм-Реджис на берегу моря охотница за окаменелостями Мэри Эннинг нашла скелет неизвестной морской рептилии. После жарких споров она была названа ихтиозавром, и в следующие десять лет появились многочисленные статьи с описанием ее анатомии и происхождения. Открытие взбудоражило научное сообщество по обе стороны Ла-Манша. Что за странное животное, почему оно не похоже на морских обитателей, которых находили до сих пор? Каков его возраст? И если оно и впрямь вымерло, зачем его таковым создал Господь Бог?

Как и Эннинг, Мантелл бредил окаменелостями и их загадочной зашифрованной историей. Сын сапожника из Льюиса, он работал по необходимости как сельский врач, занимаясь геологией в промежутках между принятием родов. Его отец не мог себе позволить послать сына в университет, и он очень страдал из-за непролазной нужды, в которой жила его семья. Его дальние предки были дворянами, и подобно многим бедным, но честолюбивым детям Мантелл мечтал восстановить славу своего рода. Он собирал окаменелости с детства; самую первую, аммонит, он нашел в одном из притоков Уза.

Первые изыскания Мантелл проводил в окрестностях Льюиса, среди волнообразного рельефа, отыскивая белемниты [11] и бивальвии [12], которые выдавали меловое происхождение ложа древнего океана. В 1816 году он женился, после чего сменил географию поисков, сосредоточившись на участке Вельда чуть севернее, примерно в пятнадцати километрах от Льюиса. Почва здесь состояла из песчаника, и местные окаменелости существенно отличались от морских останков, которые он привык извлекать на свет божий. Когда по ходу разведывательных раскопок в карьере Уитменс-Грин обнаружились огромные кости — ничего подобного Мантелл прежде не видел, — он начал приплачивать одному из землекопов, и вскоре стал получать свертки с разрозненными частями скелета: разъединенные фрагменты, иногда отдельные, иногда впечатавшиеся в камень. Он трудился по вечерам, после обходов больных, высвобождая кости стамеской в гостиной милого домика, который он купил рядом с замком.