Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

Гений могил уже интерпретировался как фосген [Ронен 2002: 112]. Для нас, однако, важно наблюдение М. Л. Гаспарова: «гением могил (как genius loci), вероятнее всего, назван газ фосген» [Гаспаров М. 1996: 34]. В самом деле, словосочетание гений могил построено по модели выражения гений места (в данном контексте само место уточняется). Нельзя не добавить, что в строке одновременно антитетически переосмысляется литературная коллокация высокий гений[95]. Сложная метафора, таким образом, возникает на основе устойчивых выражений.

<4>

Хорошо умирает пехота,

Конструкция хорошо + действие актуализирует семантику легкости этого действия, ср. выражение хорошо идет (возможно, здесь также обыгрывается устный военный дискурс, ср. (хорошо) наступает кто-либо (армия, фронт, войско)).

И поет хорошо хор ночнойНад улыбкой приплюснутой Швейка,

Если речь идет о лице, эпитет приплюснутый в подавляющем большинстве случаев употребляется по отношению к носу. Здесь к улыбке он, видимо, переносится по смежности, создавая новый образ. Фонетически приплюснутый сопоставлен с плюсной (которая появится через строку).

И над птичьим копьем Дон-Кихота,И над рыцарской птичьей плюсной.И дружи́т с человеком калека —Им обоим найдется работа,

Найдется работа воспринимается как устойчивое разговорное выражение, ср.: для вас у меня в редакции всегда найдется работа.

И стучит по околицам века

В строке время получает пространственную характеристику – околицы века (имеется в виду окраина времени, какое-то его периферийное месте). Эта метафора подкрепляется идиомой глухие годы / глухое время, в которой прилагательное, определяющее время, наделяет его коннотациями, связанными с пространством через ассоциацию с глушью (ср.: глухая деревня, глухое захолустье).

Костылей деревянных семейка —Эй, товарищество, шар земной!

Коллокация шар земной употреблена в своем переносном значении, как метонимическая замена человечества. Этот масштаб, на первый взгляд, противоречиво соотносится со словом товарищество, обычно обозначающим небольшую группу людей. Однако противоречие снимается, если считать, что здесь обыгрывается язык коммунистической идеологии (см., например, официальное название Первого интернационала (1864–1876) – «Международное товарищество рабочих»).

<5>

Для того ль должен череп развитьсяВо весь лоб – от виска до виска,

В этой строке совмещаются модицифированные фразеологические конструкции. Во весь лоб предстает модификацией выражения во весь рост, причем семантика ‘полностью’ в строке сохраняется. Выражение от виска до виска, в свою очередь, строится по модели выражения от уха до уха, которое может быть как идиоматичным (улыбка от уха до уха), так и нет («А череп у него аккуратно кругл, совершенно гол, только от уха до уха, на затылке висит рыжеватая бахрома кудрявых волос», М. Горький).

Чтоб в его дорогие глазницы

Дорогие глазницы подобны слабоидиоматическому выражению дорогие глаза (‘любимые’), но с учетом товарно-денежной темы стихотворения слово дорогой включает в себя семантику априорной ценности человека (ср. с комментарием к «Миллионы убитых задешево»).

Не могли не вливаться войска?

Глагол вливаться, по всей вероятности, актуализирует здесь коллокацию льется свет (и другие выражения, в которых на языковом уровне свет соотносится с жидкостью), что поддерживается и остаточной темой зрения в этой и предшествующей строках (глазницы). Войска, соответственно, наделяются семантическим компонентом света.

Развивается череп от жизни

Семантически странное выражение от жизни, надо полагать, основано на устойчивых сочетаниях от рождения + по жизни, вместе формирующих понятный смысл строки: ‘начиная с рождения череп растет и развивается в течение жизни’. При этом предлог от может быть использован и в значении ‘из‐за’, и в таком случае при буквальном прочтении жизнь становится причиной развития черепа.

Во весь лоб – от виска до виска,Чистотой своих швов он дразнит себя,
Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги