К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

В эпоху модернизма русская поэзия выбрала путь формальных ограничений. В силу разных причин, прежде всего из‐за культурной традиции запоминать стихи наизусть, лирика сохранила в качестве конструктивного принципа силлаботонику и рифму, а не пошла по пути верлибра (см. подробнее: [Гронас 2012]; статистически эксперименты с верлибром не играют в ту эпоху существенной роли).

Другое ключевое ограничение – длина стихотворения. К 1880 году установилась медианная длина в 16 строк, и на протяжении всего модернизма (во всяком случае, до 1921 года) в основном писались стихи длиной от 8 до 20 строк (с преобладанием текстов в 12 строк). Краткость произведений также объясняется разными комплементарными причинами, среди которых важное значение имеют как необходимость текста быть мнемоничным, так и закрепление нарративных приемов за прозой, с которой в эпоху модернизма поэзии не было смысла конкурировать в области повествования [Shelya, Sobchuk 2017].

Немаловажен также и тот факт, что использование поэтического языка и поэтических приемов XIX века в целом плохо подходили для новизны сообщения. С одной стороны, поэтика лирики XIX века разрабатывалась в массовой и дилетантской поэзии, где производились малоинформативные высказывания. С другой стороны, в эпоху модернизма русская поэзия XIX века окончательно стала восприниматься как сформированная и во многом законченная литературная традиция, язык и приемы которой относятся к прошлому. Так, символисты, пересмотрев в своих критических выступлениях (см., например, статьи В. Брюсова или А. Белого) поэтику известных авторов (Пушкин, Некрасов) и канонизировав некоторых поэтов (Баратынский, Тютчев), локализовали их в конкретной отдаленной эпохе. Это привело к тому, что их нельзя было развивать как живую литературную традицию, – новая модернистская поэзия могла только обыгрывать язык, мотивы и приемы классиков. Даже когда символисты создавали тексты, имитирующие поэтику XIX века (как, к примеру, «Пепел» Белого, сотканный из мотивов и приемов лирики Некрасова), это было поэтическим экспериментом, новаторским пастишем, а не эволюционным продолжением поэзии XIX века. Ориентация на поэтику прошлого века, носившая также экспериментальный характер, современниками воспринималась как демонстративная литературная позиция, то есть в культуре эпохи была маркирована (напомним о «пушкинской» поэтике зрелого Ходасевича). Хотя мы не можем быть уверены в том, что литературная традиция XIX века полностью исчерпала свои возможности в плане информативности сообщений, поэтика модернизма сосредоточилась на выработке нового языка.

Сохранение метра и рифмы, как и выбор небольшого оптимального объема стихотворения, являлись существенными ограничениями в плане способности текста быть информативным. Отдельную сложность представлял запрет на прямое, неотрефлексированное и необыгрывающее повторение литературной традиции. Конечно, у культуры были компенсаторные механизмы – и многообразные метрические эксперименты, и допустимость создания пастиша или стилизации, и объединение стихов в циклы (что позволяло тексту быть одновременно и длинным, и коротким), – однако базово перед лирическим стихотворением в модернизме стояла трудная задача быть одновременно коротким, запоминаемым и сообщать что-то новое.

Эта задача была решена за счет ослабления синтаксиса и чрезвычайного усложнения поэтической семантики [Манин; Manin 2012; Shelya, Sobchuk 2017]. Д. Манин, в экспериментальном исследовании изучавший предсказуемость и связность русской поэзии, сформулировал идею компенсаторного механизма:

…Если пониженная метрическая непредсказуемость стихов соответствует сужению пространства возможностей для стиха по сравнению с прозой, то повышенная неметрическая <семантическая. – П. У., В. Ф.> непредсказуемость означает компенсаторное расширение этого пространства в другом направлении, за счет ослабления <…> семантико-синтаксических ограничений на сочетаемость слов [Манин; Manin 2012: 293].

Повышенная метрическая предсказуемость, иными словами, компенсируется семантической непредсказуемостью поэтического текста.