К солнцу за горизонт

Я не могла ни возразить, ни обидеться на нее за ее слова, стоять на своем не имело смысла, и я уже собралась уходить, как Тори вдруг взяла мою ладонь и тут же ее отпустила. В руке остался крохотный коробок. Казалось, в тот миг произошло какое-то волшебство. Я открыла коробок. Внутри лежала помада. Она была гладкой, блестела и пахла розами. «Где ты ее раздобыла?» – произнесла я, не в силах оторвать взгляд от помады. Тори показала на мои волосы и сказала, что цвет подойдет к ним. Я тут же накрасила губы. Кожа шелушилась и была сухой, поэтому помада наносилась не так ровно, как в былые времена, но запах роз прямо под носом делал меня счастливее. Тори подтерла края моих губ. Я хотела накрасить и ее, но она отпрянула и сказала, что не нужно. От радости мне захотелось скакать, как жеребенок, я оббежала Тори, запрыгнула в машину и принесла оттуда спальник и одеяло.

– Раз не хочешь спать в машине, значит, я буду спать здесь.

– Твой отец разозлится.

– Ну и что!

– Если он разозлится, я не смогу ехать с вами.

– Ложись быстрее!

Она не слушала меня, а я не слушала ее. Я лежала с помадой в руке и смотрела на Тори. Получив от нее этот подарок, я поняла, как на самом деле сильно мечтала о такой вещице. Среди промерзших пустынных земель, среди бесконечных дорог, среди людей, погрязших в отчаянии и горе, мне не хватало именно этого. Пусть ее нельзя съесть или надеть, эта вещь вновь сделает меня самой собой. Пусть все скажут, что это жалкий хлам, но мне она необходима так же, как шутки и смех. А ещё мне стало жаль, что, покидая Корею, в память о маме я взяла лишь несколько ее фотографий, а брать нужно было мамину косметику, мамин шарф, мамину ночную сорочку – те вещи, которые хранили ее след и аромат.

Мамина парикмахерская была для меня веселой игровой площадкой. С самого раннего детства я играла там с расческами, париками и косметикой. Внутри всегда стоял приятный аромат. Йогурт в холодильнике и кофе «три в одном» никогда не переводились, а на старом столе перед диваном неизменно лежала выпечка, кукурузные палочки, печеный батат или какие-нибудь другие сладости. Если их не выкладывала мама, то обязательно приносили соседки. Как тот кролик из детской песенки, который пришел на ручей умыться, но ушел, лишь попив воды, они приносили сладости со словами: «Давайте-ка перекусим!» – и начинали болтать о том и о сем, потом вдруг смотрели на часы, удивлялись, как быстро прошло время, и торопливо разбегались. Постоянные гости нашей парикмахерской напоминали воробьев, слетавшихся пощебетать о самых разных новостях.

Однажды во время летних каникул, когда мне было четырнадцать, я играла с плойкой и спалила себе концы волос. Тогда мама сделала мне короткую стрижку. Увидев свое отражение, я очень обрадовалась. Мама удачно подобрала форму, и я время от времени стригла себя сама. Делалось это очень просто: стрижешь волосы так, будто равняешь парикмахерскими ножницами траву. Однажды я и Кончжи подстригла. Когда я закончила, он кипел, словно проснувшийся вулкан. Я объяснила ему, что его стрижка очень стильная, что она подчеркивает его индивидуальность. Кончжи поверил моим убеждениям и на следующий день пошел так в школу, но вернулся оттуда снова рассвирепевшим, как вулкан. Макияжу я тоже училась у мамы. Она легко находила оттенки, которые подходили к тону моей кожи. Мама любила все красивое, была красивой и умела выявлять красоту. Поскольку я девочка, право меня назвать дед предоставил родителям. Мама придумала имя сразу. Мне всегда оно очень нравилось. Имя – первое, что она мне подарила. Даже когда я ругалась с друзьями, стоило им позвать меня по имени – «Чина!» – как раздражение мгновенно утихало. Я сразу чувствовала, как ничтожны все эти мелкие обиды и разногласия.

– Чина, – Тори погладила меня по щеке. – Прошу тебя, иди спать в машину.

Я почти уснула, но все-таки повертела головой.

– Нам надо быть рядом. Так безопаснее, – не знаю, произнесла я это вслух или мне приснилось.

Не знаю даже, я это сказала или Тори. Утром, открыв глаза, я отчетливо помнила лишь эти слова. Словно татуировка, скрытая от глаз посторонних, они заповедью отпечатались на моем сердце.

Тори

Дорога не кончалась.

Лежавший на земле снег не таял, а покрывался твердой ледяной коркой, будто в насмешку над ослепительным солнцем и ясным небом.

Насколько распространилась болезнь, много ли людей осталось в живых, сильно ли разрушены города на материках – в пути узнать какие-то новости было невозможно. Реальными были лишь окружавший нас холод и запустение, словно в мире не осталось ничего другого. Все, кто обгонял нас, уезжали навсегда. Обратно никто не возвращался.

Нужно было договориться сразу.

Нужно было заранее решить, сколько мы будем двигаться вместе.