К солнцу за горизонт

Я не хотела стать уязвимой из-за легкомысленного желания кому-то довериться. Не хотелось, чтобы в те мгновения, когда на душе станет тепло, меня посещали тягостные воспоминания о погибших. Покидая Корею, я пообещала себе, что рядом со мной теперь будет одна лишь Мисо – чтобы ничья смерть больше не выбила почву из-под ног. И чтобы не сожалеть о том, что приходится умирать самой.

Каждое утро Мисо спрашивала:

– Когда мы уйдем?

В ответ я сжимала кулаки, отгибала большой и указательный пальцы и, развернув ладони тыльной стороной к Мисо, встряхивала ими два раза. Она кивала как человек, который в полной мере понимает мое решение.

Бензин беспокоил отца Чины гораздо сильнее, чем запасы пищи. В каждом грузовике было по десять канистр, и их пополняли при любой возможности, даже если в этом не было нужды. Большинство заправок пустовало, однако изредка встречались и такие, где горючее еще оставалось. Их прибрали к рукам наглые и жестокие люди. Чтобы купить у них бензин, нужно было отдать им столько бриллиантов и золота, сколько они потребуют. Были и те, кто требовал девушек. Каждый раз, когда отец Чины останавливал машину посреди дороги, я набрасывала на Мисо одеяло и сжимала в кармане перочинный нож. Чина всегда выходила из машины первая и докладывала обстановку. Она часто говорила, что я могу не беспокоиться, что никому и в голову не придет нас продать, но я предпочитала тут же забыть ее обещания.

Разбой распространился аналогично вирусу. В Корее было то же самое: сначала все боялись лишь болезни. Все верили, что будут в безопасности, если перестанут выходить на улицу, изолируются от людей и запрутся дома. Однако, чем дальше, тем больше людей погибало от насильственной смерти и поджогов. Появилась жуткая религия, требовавшая от грешников покаяния через убийство. Когда умирала мама, у нас с папой и Мисо была возможность держать ее ледяные руки и скорбеть о ней всем вместе. Когда умирал папа, мы с сестрой прятались в бойлерной и не смели даже дышать. Грабители, вломившиеся к нам, точно танки, нанесли папе несколько десятков ранений и вытащили из нашего дома все, что можно было хоть как-то использовать. Папа, весь в крови, оставался в живых до тех пор, пока мы не выбрались из коморки и не взяли его за руки. Он перестал дышать лишь убедившись, что мы живы.

Теперь все это осталось в прошлом, однако на прошлое оно не похоже. Оно похоже на будущее. Похоже на то, через что нам придется пройти еще не один раз.

Три дня подряд шел сильный снег. Мы пережидали снегопад в заброшенной деревне недалеко от реки, скованной толстым слоем льда. Это была маленькая деревушка – меньше, чем на тридцать строений. Людей не было, дома пустовали. Многие из них были сожжены или разграблены. Мы с Чиной искали место, где можно расположиться на отдых, и набрели на дом с загоном для скота. Оглядев стойло, Чина заключила:

– Видимо, здесь были лошади, – она постучала ногой по облепленному соломой ледяному комку земли и добавила: – Похоже на лошадиный навоз.

– Откуда ты знаешь?

– Наши соседи разводили лошадей.

Это прозвучало, как сказка. Я представила Чину, несущуюся верхом на лошади по лугам.

– Сама я, конечно, не каталась, но они были красивые, и я часто приходила посмотреть.

– Красивые?

– Да. Зрачки, как черные жемчужины. Шерсть, как шелк. Я, конечно, ни разу не видела черный жемчуг, но никакой камень точно не сравнится по красоте с этими глазами. Коровы тоже очень красивые. Я могла любоваться ими часами. Иногда хозяин разрешал мне их погладить. Они были такие теплые, что зимой хотелось забраться им на спину и прижаться животом.

– Ты что, жила среди богачей?

– Нет, просто в деревне. В обычной деревне, где есть коровы, свиньи и куры.

Все животные, которых я встречала в детстве, – это собаки, кошки, аквариумные рыбки, воробьи и голуби. Сколько ни пыталась вспомнить – это все. Коровы, свиньи, курицы…… их я видела только на фотографиях, в кино или в магазине в виде мяса. Я и не задумывалась о том, что они могут быть красивыми или теплыми. Вдруг вспомнилась книга, в которой было написано, что кочевые народы используют лошадиный навоз в качестве топлива. Я спросила у Чины, не топили ли они печь навозом. Она засмеялась.

Снег прекратился, и мы поехали дальше. Выглядывая наружу во время остановок, я видела бесконечную дорогу и белоснежные поля. Пейзаж никогда не менялся, отчего казалось, будто мы никуда не уезжали. Солнце пряталось, поэтому определить, в какую сторону мы движемся, было сложно. Когда мы с Чиной сидели в кузове, держась за руки под желтым светом лампы, когда я прислушивалась к ее дыханию и едва уловимой вибрации ее тела, чувство реальности размывалось, а прошлое исчезало. Существовал лишь миг.

Я спросила у Чины, куда движутся их фургоны.

– Не знаю. То говорили, что в Финляндию, то – в Турцию, то обещали остановиться в Москве. Планы все время меняются. Говорят, что в любом случае нужно постоянно передвигаться.