К солнцу за горизонт

Было время, когда всю информацию можно было отыскать с помощью одного лишь телефона; когда мы верили и руководствовались сведениями, которые выводились в маленьких окошках; когда мы поклонялись передовым технологиям, точно богу. Тан до сих пор не смог отпустить ту эпоху. Он пытался решать проблемы настоящего, мысля по-старому. Мы уже пожили той новой жизнью, о которой он грезил, и именно благодаря ей мир превратился в руины. И до распространения вируса, и в самом начале эпидемии из Интернета, СМИ, из соцсетей лились потоки информации и самых разных новостей. Информация обновлялась ежесекундно, появлялась и тут же исчезала. Правду от выдумки было не отличить. Сведения сдабривались слухами и конспирологией, день ото дня разрастались и в конце концов превратили настоящую катастрофу в повод для насмешек. Мы стали равнодушными. Тревога быстро сменилась безразличием: «Опять какая-то паника! Ладно, все будет в порядке», – бросали мы и больше об этом не думали. Теперь мы знали и без новостей: разрушенные дома и трупы, которые мы видели по пути, бандитские группировки и разбойники – это и есть наш мир, а мы в нем – беженцы.

Некоторые из нас пробуждаются медленно. Некоторые откладывают утро, когда пытаешься их разбудить. Я молилась лишь о том, чтобы Тан не лишился рассудка.

С другой стороны, я хотела поверить. Хотела разделить его веру в то, что мы будем ехать по этому огромному материку, в конце концов пересечем границу, и перед нами откроется новый мир. Если еще осталось в этом мире место, где о завтрашнем дне можно мечтать не как о чуде, я хотела бы обустроить там могилу для Хэрим. Хотела бы сжечь там ее пижаму, которую забрала с собой из Кореи, закопать ее в землях, где нет опасности, посадить на этом месте дерево и прикрепить к нему хотя бы маленькую табличку. Я хотела бы смотреть, как растет это дерево.

Мы ехали больше пятнадцати дней. В машине спали и в машине же ели. Руки и ноги задеревенели, голова не переставала болеть. Каждый раз, оказываясь в городах, мы пытались разыскать топливо, но это было непросто. Держаться за руль и долго ехать по бесконечной дороге было невозможно без мыслей о том, куда я еду и зачем. Я чувствовала себя белкой в колесе, которая бежит по одной и той же дороге. Может быть, можно не бежать вот так, а делать что-то другое? А что, если только мы не знаем, а все остальные уже нашли решение? Неужели теперь все оставшиеся в живых люди растрачивают свое время так же, как мы?……. Эти мысли слишком хорошо мне знакомы: тревога, терзавшая меня постоянно с тех пор, как я стала взрослой; вопросы, которыми я задавалась еще до того, как вирус охватил мир…… Рискуя жизнью, я бежала из Кореи, а думаю, выходит, все о том же? В итоге я ничем не отличаюсь от Тана, если мой образ мышления остался прежним, и даже в изменившейся обстановке я задаюсь прежними вопросами. Я как необновленный GPS-навигатор. Я тот самый человек, который в любой ситуации будет искать ответы на одни и те же вопросы. Тот самый человек, который даже на смертном одре будет думать: «А что, если можно было все переиграть?»

Мы остановились на окраине города. Если не удастся найти здесь бензин, нам придется либо бросить машину и идти пешком, либо оставаться здесь до тех пор, пока все-таки не раздобудем топливо. Город был мрачным и запустелым. Зимний ветер одиноко подвывал, скользя сквозь стылый бетон зданий. По дороге, покачиваясь, брел какой-то сумасшедший и размахивал руками.

Тан сказал, что поищет в округе что-нибудь полезное и вылез из машины. Через зеркало заднего вида я посмотрела на спящего Хэмина. Казалось, сейчас он откроет глаза и спросит: «А когда мы поедем домой?» Каждый раз, когда он задавал этот вопрос, я начинала сомневаться: а что, если бы мы не уехали из Кореи? Смогли бы мы уберечь Хэмина от опасности? Мы все ехали и ехали по этой бесконечной дороге, а они не тускнели – воспоминания о том месте, об улицах, объятых плачем и безумием, об охваченных яростью и страхом людях, которые убивали, разбивали и поджигали все, что попадалось им на глаза. Эти воспоминания даже не отдалялись – они не прекращали погоню за мной. Казалось, эти монстры, будто смерч, гнались за нами на всех парах. Мы правда еще живы? Мы ведь не умерли и сейчас не в аду? А что, если необходимость всю жизнь бежать в страхе – это и есть наша кара?

Тан всегда засыпал перед телевизором, лежа на диване в зале. У меня же не получалось уснуть, когда рядом был свет или слышались звуки. Если я закрывала дверь в спальню, шум телевизора слышался только громче. Многие ночи я настороженно дремала, не проваливаясь в сон, и просто ждала, когда зазвонит будильник. Будильник звенел, я поднимала детей и Тана, готовила им рис с бульоном или тосты. Проводив всех остальных, я наспех умывалась, надевала, что попадет под руку, и тоже уходила.