К солнцу за горизонт

Я усмехнулась. «Поступлю в университет – похудею, найду парня, стану жить по-человечески», – обещала я себе в выпускном классе. «Устроюсь на работу – буду ходить в театр, по выходным буду ездить в путешествия, буду часто встречаться с друзьями, научусь играть на скрипке», – убеждала я себя на последнем курсе университета. Мысль о том, что мы с Таном очень похожи, дала мне спокойствие. Для того, чтобы начать отношения или выйти замуж, мне было нужно именно это: не трепет, не страсть, а спокойствие. Так наш роман начался и развивался тихо, без особых ссор или обещаний. Мы не сомневались, не ревновали, не вмешивались в дела друг друга и ни в чем не упрекали. Признавались ли мы в любви? Не помню. Наверняка был период, когда без этих слов было не обойтись. Но он быстро закончился. «Как-нибудь сходим на мюзикл. В конце года точно сходим на выставку. В этом году съездим хотя бы на Чечжу», – казалось, в любви мы убеждались с помощью таких пустых обещаний. Из всего множества планов мы осуществили только один – свадьбу. Потом родилась Хэрим. Никто не говорил мне, что любит, поэтому и дочь таким словам я никогда не учила. И все же, когда ей исполнилось пять, она произнесла это сама. Когда она простодушно сказала – «Мама, я люблю тебя», – я обняла дочку и……

Я вздрогнула и открыла глаза. Тан колотил в дверь и жестами просил быстрее открыть. Я тут же разблокировала замок. Забравшись в машину, Тан пригнулся и выставил перед собой пистолет. Издалека медленно и волнообразно на нас надвигалась какая-то черная масса. Что-то похожее на огромного зверя, покрытого черным мехом. Повеяло знакомым холодком, на коже выступили мурашки. Где-то внутри моего онемевшего тела все еще смутно тлела тоска по объятию Хэрим. Мне приснилось? Я пережила все это на самом деле, но как реальность может оказаться сном? Я обернулась и посмотрела на Хэмина. Он уже проснулся и, не моргая, смотрел вперед.

– Прячься! – скомандовала я. – Быстро, лезь под сиденье!

Он послушался и даже не заплакал. Черная масса подбиралась ближе и постепенно увеличивалась. Это надвигавшееся на нас темное нечто казалось нашей судьбой, нашей изнанкой, тенью, вобравшей в себя всю скорбь и страхи людей, поэтому, чем бы оно ни оказалось, я не удивилась бы ничему. Сил на удивление просто не осталось.

– Это люди, – произнес Тан. – Их много – не двести-триста человек. Намного больше.

Он не переставал целиться и дрожал. Если на нас нападет столько людей, будет лучше, если он застрелит из этого пистолета Хэмина и меня, а потом покончит с собой.

Низкий, темный, похожий на дым, звук, настиг нас раньше людей: они пели. Люди несли кресты и белые знамена, будто провожали умершего, негромко бубнили что-то под нос и напевали мелодию. Они шатались, выглядели уставшими и печальными. Со скорбными, будто жалующимися лицами, люди струились мимо нас тихой рекой. Мы вышли из машины как заколдованные. Тан держался за меня. Хотелось спросить, откуда они пришли, куда идут, что они видели по дороге, где они собираются остановиться, что в конце концов значит их пение. Они все пели по-разному. Мелодии накладывались друг на друга, сливались и звучали как одна песня. Мы смешались с толпой. Нужно было найти кого-то, с кем можно было поговорить. На смеси корейского и английского я попыталась к кому-нибудь обратиться. Исхудалая заплаканная женщина схватила меня за руку. Я понимала ее речь с большим трудом.

– Все границы заняты вооруженными отрядами. Они убивают людей, отбирают их вещи и преумножают свои силы. Город превратился в человеческую скотобойню! Дым и запах от костров, на которых жгут трупы, сводит с ума живых, и они превращаются в обезумевших монстров! По этой земле, на которой день и ночь идет война, льются реки крови! Они безжалостно рушат все! – женщина вцепилась в мою руку крепче. – Нам нужно идти вместе! Нельзя умирать! Этот мир превратился в ад, и как бы мы ни старались быть хорошими, то, что мы живем в этом мире, само по себе делает нас дьяволами! Нам нужно держаться вместе. Мы постоянно, не теряя ни секунды, должны видеть друг друга, касаться друг друга, петь и не забывать, что значит быть людьми!

Я подняла глаза и осмотрелась: в окнах зданий виднелись лица. Единицы – но некоторые все же выходили наружу и присоединялись к людскому потоку.

Тан за руку вытянул меня из толпы. Я рассказала ему все, что услышала от той женщины. Он не собирался верить ей – сказал, что нельзя принимать за правду бредни сумасшедших.

– Хорошо, может, они сумасшедшие, но там есть и дети. Значит, они все-таки не настолько сошли с ума, чтобы вырезать детскую печень и есть ее или продавать детей.