– Нужно дать клятву, – от губ Мисо тянулся белый пар. – Быть вместе и в горе и в радости – есть же такая клятва на свадьбе. И в дождь, и в снег……
Я погладила ее по плечу.
– Даже после клятвы можно расстаться.
– Ты плохая! – Мисо обиженно посмотрела на меня. – Ты только плохое говоришь и меня расстраиваешь!
Мисо оторвалась от меня и поплелась впереди. Ее плечи вздрагивали так, будто она плакала, но, наверное, она все-таки не плакала. Только сильно злилась.
– Тогда, может, ты на мне женишься? – со смехом предложила я, поравнявшись с ней.
– Зачем я буду на тебе жениться? – серьезно спросила Мисо. – Нам не нужна клятва. В наших отношениях можно без клятвы. Ты правда совсем глупая! – в ее глазах до сих пор была обида, поэтому я не могла улыбаться и дальше. – Если ты дашь клятву, я дам клятву, то нас станет четверо. Четверо тех, кто не расстанется.
– Ладно, поняла.
– Нас всего двое, поэтому страшно.
Я обняла ее и ответила, что мне тоже страшно. Не хотелось говорить ничего плохого. Люди не хотят такое говорить на самом деле. Только мне до сих пор не удалось отбросить веру в то, что я смогу выжить, смогу снова подняться на ноги лишь с такими мыслями. Под какие слова я росла? Слова о том, что общество – это поле боя; о том, что нельзя верить всем подряд; что излишняя доброта принесет одни убытки; что нельзя казаться другим простачкой; выживает сильнейший; у каждого своя правда; победителю достается все. Все это я слышала множество раз еще до того, как землю охватила пандемия – люди осуждали эти высказывания, но тем не менее следовали им. Что, если слова, которые я произношу, чтобы защитить Мисо, превращают ее в человека, не умеющего мечтать? Не лишаю ли я ее другой жизни и не навязываю ли ей свою? Только знаешь, Мисо, это не мы ушли. Не мы их бросили. Я хотела быть вместе, хотела дать клятву…… Но пока лучше отложить мысли об этом. Отложить, а потом, когда на душе полегчает, снова их достать.
В поисках еды мы прочесывали все пустые дома в каждой деревне, которая нам попадалась. Иногда мы встречали оставшихся в деревне стариков – людей, которые верили, что с наступлением весны они оправятся, ведь у них есть и земля, и солнце; людей, которые хорошо знают местность и обстановку и могут прокормиться тем, что дают леса и реки; людей, которые чествуют и благодарят бога…… Вся молодежь погибла или покинула эти места. Разве может быть по-другому, когда кипит молодая кровь, когда есть вера, что в запасе еще много времени, когда есть жажда вкусить неизведанное счастье? Интересно, вирус еще эволюционирует? Тогда говорили, что вакцины не поспевали за скоростью, с которой он мутировал. Но ведь наверняка кто-то его до сих пор исследует. Таков человеческий вид: мы водружаем на себя странные чувства вроде долга и ответственности. Наверняка есть люди, которые решили, что не дадут миру рухнуть и сейчас сражаются в одиночку. Но есть и те, кто превратил это бедствие в торжество смерти и безумия. Я чувствую и долг, и безумие. И не могу сказать, что два этих чувства сильно отличаются.
Я быстро выдыхалась, кружилась голова. Мы не торопились и часто отдыхали. По мере приближения к городу старых деревень становилось все больше. Снова пошел снег.
Кончжи
Если бы я знал, я бы ушел вместе с Тори.
Нет. Тогда я не смог бы попрощаться с Чиной.
Чину обижать нельзя.
Я не сожалею. У меня смешанные чувства к ее отцу, но что ему оставалось делать, если остальные так яростно заставляли его прогнать меня? К тому же его брат умер…… Единственное, что я хочу знать – ее отец тоже собирался во всем этом участвовать? Он тоже получил свой билетик и ждал очереди попользоваться Тори? Может быть, он был в курсе их планов, но делал вид, что не знал? Он не мог не знать: с его места за рулем слишком хорошо просматривался вход в дом. Я чтил его так же, как чтил маму Чины. Если ее маму я уважал как короля Сечжона, то его – как бейсболиста Ли Сынёпа. Родители Чины были самыми замечательными взрослыми из тех, кто меня окружал. Даже когда отец стал бить Тори, я удивился, но предательства не заметил. «Вот как, если разозлится, он и руку может поднять», – подумал я тогда. Но с другой стороны, кому как не мне стоило бы сторониться людей, которые могут поднять руку, когда злятся. Чем больше думаю об этом, тем неистовее рушится мир. Если бы я попытался защитить Тори, он бы избил и меня?
Не знаю.
Пока взрослые не видели, Чина собрала мне кое-какой еды. Она так рыдала, что едва держалась на ногах. Честно говоря, я не чувствовал расставания. Просто не может быть такого, чтобы мы с ней разлучились навсегда.