К суду истории. О Сталине и сталинизме

Все знают слова К. Маркса о том, что революции – это «локомотивы истории» [619] . Очень часто приводятся слова Ленина, сказанные им задолго до Октябрьской революции, о том, что революции – «это праздник угнетенных и эксплуатируемых» [620] . Гораздо реже вспоминают слова Ф. Энгельса о том, что «во всякой революции делается много глупостей» [621] . Конечно, революции могут быть различными по своим результатам и характеру, но после опыта XX века трудно слагать гимн в честь насильственных революций. Они бывают необходимы, когда отжившие реакционные институты и общественные слои не желают идти ни на какие уступки, и это приводит к политическому взрыву и насилию. Однако вооруженную борьбу классов трудно регулировать, и еще труднее предвидеть ее результат, ибо желания и цели революционеров достигаются только после жестокой борьбы, конечные результаты которой оказываются мало похожими на первоначальные замыслы. Крупнейший русский публицист Д. И. Писарев писал не без оснований еще более ста лет назад: «В жизни народов революции занимают то место, которое занимает в жизни отдельного человека вынужденное убийство. Если вам придется защищать вашу жизнь, вашу честь, жизнь или честь вашей матери, жены или сестры, то может случиться, что вы убьете нападающего на вас негодяя. То же самое можно сказать и о насильственных переворотах, которые, кроме того, можно сравнить с оборонительными войнами. Каждый переворот и каждая война сами по себе всегда наносят народу вред как материальный, так и нравственный. Но если война или переворот вызваны настоятельной необходимостью, то вред, наносимый ими, ничтожен в сравнении с тем вредом, от которого они спасают» [622] .

Со словами Писарева можно согласиться, но с оговоркой: вред от разбираемых им действий бывает неизбежен, но вовсе не ничтожен.

Старая коммунистка и журналист, активная участница всех событий в нашей стране в 20 – 70-е годы Р. Б. Лерт сказала автору этой книги: «Революция была необходима в такой стране, как Россия, и эта революция не могла обойтись без насилия. Нельзя было победить в Гражданской войне без массового террора, без насилия над офицерами, над кулаками... Разгорелась действительно смертельная борьба, и если бы коммунисты не победили, их всех бы вырезали белые. Но мы как революционная партия допустили ошибку, когда представляли революционное насилие не как печальную неизбежность, а как подвиг. Массовое насилие, террор, даже и "красный", все равно остаются злом. Пусть это зло временно необходимо, но это все-таки зло, а между тем его скоро стали представлять как добро. Мы стали думать и говорить, что все, что полезно и необходимо для революции, – это добро, это нравственно. Но это неверно. Революция несла в себе не только добро, но и зло. Избежать насилия в революции было невозможно, но нужно было понимать, что речь идет о временном допущении зла в нашу жизнь и нашу практику. Романтизировав насилие, мы продлили ему жизнь, мы сохранили его даже тогда, когда оно стало уже совершенно излишним, стало абсолютным злом... Непротивление злу насилием – не наша философия, она во многих случаях может лишь помочь торжеству зла. Но применяя и весьма крутые средства, мы не должны были менять моральную оценку этим актам насилия» [623] .

Если злоупотребления насилием были уже достаточно частыми при жизни Ленина, то они становились нормой по мере того, как Сталин укреплялся в руководстве партии. Еще задолго до репрессий 1936 – 1938 гг. Сталин приучил большинство советских и партийных работников не стесняться в выборе средств в борьбе с теми, кого он объявил врагами революции. Разве думали о средствах при выселении на Север многодетных семей богатых крестьян? Разве не избивали во время коллективизации кулаков и «подкулачников»? Разве не говорил Макар Нагульнов из «Поднятой целины», что «станови перед ним десятки стариков, детишек, баб», и если скажут ему, что это нужно для революции, то он «их всех из пулемета порешит»?

Конечно, Сталин был далеко не единственным проводником иезуитских методов в руководстве партией и революцией: у него было немало единомышленников и среди руководителей, и среди рядовых участников борьбы. Это облегчило внедрение в практику государственных и особенно карательных органов тезиса о возможности «в интересах революции» применения любых средств. Это облегчило Сталину осуществление его целей. Ибо достаточно было ему объявить всех неугодных людей «врагами народа», как эти люди оказывались вне закона и любое насилие над ними становилось оправданным и допустимым.