К суду истории. О Сталине и сталинизме

Первый секретарь ЦК КП Белоруссии В. Ф. Шарангович активно руководил в 1936 – 1937 гг. разгромом партийных кадров в республике. Когда после речи Шаранговича с требованием о снятии Председателя ЦИК Белоруссии А. Г. Червякова последний покончил жизнь самоубийством, Шарангович прямо на съезде партии в Минске заявил: «Собаке собачья смерть». А через год был расстрелян и сам Шарангович. Он был одним из подсудимых на процессе Бухарина-Рыкова, и Генпрокурор СССР А. Я. Вышинский, требуя высшей меры наказания также и для Шаранговича, заявил: «Изменников и шпионов, продававших врагу нашу Родину, надо расстреливать, как поганых псов!»

Некоторые из старых большевиков пытались утверждать в своих мемуарах, что все плохое началось именно в 1937 году. Так, например, В. Баранченко в своих пространных мемуарах писал о событиях 20 – 30-х годов в самых восторженных тонах; все было бы хорошо, если бы не пришел этот проклятый 1937 год. Иначе думает Я. И. Дробинский. В его мемуарах можно прочесть: «...Это готовилось исподволь, даже не исподволь, а на глазах. Постепенно, медленно, но систематически малыми дозами вливался этот яд бесчестия и готовились кадры для этой операции. Он накапливался в организме, и когда защитные силы ослабели, захватил весь организм. Это готовилось тогда, когда ломали семьи мужиков, разрушая насиженные гнезда мужика, загоняя его на край света в лагеря, наклеивая ему ярлык подкулачника за то, что он осмелился сказать, что неправильно раскулачили его друга-середняка – трудового человека! Это накапливалось тогда, когда заставляли мужика сдавать лен, заведомо зная, что не уродил он, когда давались директивы ломать саботаж, судить саботажников, опять-таки зная, что нет саботажа и саботажников, потому что льна нет, не уродило. Когда судили этих "саботажников", забирали последнюю коровенку, а ведь прокурор знал, что никакого саботажа нет, но давал санкцию на арест. Знали и судьи, что мужик честен, но они судили его. А сейчас тот же прокурор дает санкцию на твой арест, и те же судьи судят. Принцип не изменился. Он просто применяется шире. Ты этого тогда не понимал. А ведь тогда и были подготовлены кадры для всех этих дел, кадры людей, для которых неважно, виновен ли ты в чем, а важно, что есть директива считать тебя виновным. Помнишь, как ты сказал тогда Гикало: "Николай Федорович, лен-то не уродило". "Сам знаю, – ответил Гикало, – но стране нужен лен, а Москва ни слезам, ни объективным причинам не верит"» [625] .

Известно, что вопрос о недостойных средствах, применяемых большевиками для достижения своих якобы революционных целей, – это одна из излюбленных тем западной антикоммунистической литературы. В романе А. Костлера «Слепящая тьма», изданном в Лондоне еще в 1940 году, один из героев романа следователь Иванов пытается убедить себя и других в оправданности жестоких репрессий 1937 г. Он говорит в одном из своих монологов перед подсудимым Рубашевым: «Закон "цель оправдывает средства" есть и останется во веки веков единственным законом политической этики, все остальное – болтовня. У Достоевского студент Раскольников убивает старуху, чтобы завладеть ее деньгами. И он не прав. Но если бы Раскольников убил старуху по приказанию партии, например, чтобы пополнить забастовочный фонд или поддержать нелегальную прессу, то он был бы прав...

...Имеются только две концепции человеческой этики, и они находятся на противоположных полюсах. Одна из них – христианская и гуманистическая – провозглашает индивидуальность священной и заявляет, что правила арифметики не применимы к человеческим законам. Другая исходит из основного принципа, что цель коллектива оправдывает все средства, и не только разрешает, но и требует, чтобы индивидуальность всегда была подчинена и приносилась в жертву обществу, которое может распоряжаться ею, как подопытным кроликом или жертвенным ягненком» [626] .

В советской печати роман А. Костлера называют не иначе как «клеветническим», а изложенную следователем Ивановым концепцию – «не имеющей ничего общего с марксистско-ленинской этикой». Но вот перед нами роман писателя Александра Путко «Своя ноша», опубликованный журналом «Октябрь». Главный положительный герой романа крупный партийный работник Налетов рассуждает:

«Как же смогут потомки верно судить о наших делах? И насколько правильными будут их оценки? Поймут ли они, что иначе было нельзя? Кто мог подсчитывать и взвешивать, когда вокруг все полыхало? И кому бы пришло в голову измерять, не переплачено ли, часом, лишнего, не оказалось ли ненужных жертв? Нет, у него, Никиты Петровича Налетова, иная философия. И пока что она позволяла ему твердо стоять на земле, не колебаться в трудные минуты. Видишь перед собой цель? Веришь в нее? Иди на штурм, побеждай любой ценой. Нужно жертвовать? Жертвуй. Да не по мерке, не по точному расчету, а с надежным запасом. Поскупишься, тебе же дороже обойдется. Цели настолько велики, что любые жертвы (в том числе, конечно, и его собственная жизнь) по сравнению с ними ничто» [627] .