К суду истории. О Сталине и сталинизме

Несомненно, философия Иванова, Налетова и Путко не имеет ничего общего с подлинно социалистической этикой. Это философия, которая, однако, очень устраивала всех сталинистов.

Советский публицист и социолог Ю. Карякин справедливо писал: «Марксисты признают классовое насилие, но лишь в одном случае: пока есть насильники, оно должно применяться по отношению к ним и только к ним. И это гуманно, ибо это означает освобождение подавляющего большинства от гнета ничтожного меньшинства. Без борьбы за это освобождение нет никакой свободы личности, никакого ее самоусовершенствования, а есть лишь ее распад. Неизбежные жертвы на таком пути борьбы – это не унавоживание почвы для грядущих поколений, а сам посев будущего; это не заклание баранов на алтарь неизвестному божеству, а подъем, порыв масс, осознающих свое рабское положение при капитализме, и свои силы, и свои идеалы; это все более свободный выбор человека, становящегося человеком... Гуманизм целей коммунистов определяет и гуманность их средств, а иезуитство – ...это извращение и средств, и целей борьбы. Самые верные идеи, защищаемые иезуитскими методами, не могут не превратиться в свою противоположность» [628] .

Конечно, революция может выбирать из очень широкого арсенала средств, выбор которых зависит от конкретной обстановки. В жизни нашей страны и в развитии революции были трудные ситуации, когда приходилось применять очень жесткие средства. Расстрел царской семьи в Екатеринбурге [629] , потопление Черноморского флота, красный террор в 1918 году – таких примеров можно привести много. Но не отказываясь заранее от тех или иных средств борьбы, мы не можем заранее и объявлять их все допустимыми. Революционная партия должна в каждой конкретной ситуации изучать – какие средства при минимуме издержек приведут нас наилучшим (и не обязательно кратчайшим) путем к цели. На основании такого же изучения следует определить – какие средства не могут быть применены в той или иной ситуации и какие из средств не могут применяться ни в какой ситуации. Говоря об идеальных (но, к сожалению, не всегда реальных) соотношениях между целью и средствами в деятельности коммунистов, советский философ М. Г. Макаров писал:

«Сама цель (коммунистов) исключает применение средств, несущих бедствия широким массам людей. Подчинение морали конечной цели борьбы рабочего класса ни в какой мере не означает отрицания марксистской этикой устойчивого характера моральных норм, ограничивающих выбор средств... Действовать соответственно цели, руководствоваться соображениями революционной целесообразности означает в данном случае действовать в соответствии с требованиями моральных норм. Неуклонное же следование требованиям этих норм в огромной степени способствует достижению целей рабочего класса... Марксизм отказывается от средств, применение которых хотя бы и могло дать временный выигрыш, но, однако, нарушило бы нормы коммунистической морали. Строгое соблюдение правовых и моральных требований отвечает в марксизме соображениям высшей целесообразности. Для коммунистов дороже всего завоевание доверия масс, симпатий народов» [630] .

Эти положения справедливы. Революционер, который не стесняется в средствах, может добиться временного или личного успеха, но рано или поздно он потерпит крах как революционный деятель. Недостойные средства отталкивают массы, а это в свою очередь ограничивает использование таких средств, которые предполагают поддержку масс и революционный порыв народа. Такие недостойные средства свидетельствуют о слабости революционной партии. Движение той или иной страны к коммунизму должно воспитывать не циников и садистов, а честных, преданных народу, гуманных и правдивых людей.

Сталин не считался со всеми этими положениями о соотношении цели и средств в революции. Для него и для достижения его личных целей все средства были хороши, в том числе и самые бесчеловечные. В результате делу социализма был нанесен громадный урон.

НЕПОНИМАНИЕ, РАСТЕРЯННОСТЬ И НЕДОСТАТОК СПЛОЧЕННОСТИ

Именно доверие большинства советских людей к Сталину и руководству партии ставило незаконно репрессируемых коммунистов в особенно трудное положение. Они не были повинны в приписываемых им преступлениях, но большинство народа отворачивалось от них, и только немногие из друзей и родных верили в их невиновность. Показателен эпизод, о котором рассказал в феврале 1938 года В. А. Антонов-Овсеенко своим соседям по камере в Бутырской тюрьме. Во время одного из допросов в кабинете следователя не был выключен репродуктор. Следователь, обозленный упорным отказом арестованного подписать фальсифицированные протоколы, назвал Антонова-Овсеенко «врагом народа».

– Ты сам враг народа, ты настоящий фашист, – ответил ему Владимир Александрович.

В этот момент по радио передавали какой-то митинг.

– Слышите, – сказал следователь, – слышите, как нас приветствует народ? Он нам доверяет во всем, а вы будете уничтожены. Я вот за вас орден получил [631] .

Но еще более тяжелым для арестованных было непонимание всего того, что происходит в стране.