К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

– Снег слишком глубок выше третьего лагеря, – сказал один из альпинистов. – Это невозможно.

Ну-ну, – подумала я, – и где же я это уже слышала? Людям свойственно преувеличивать, чтобы не создавать себе проблем, поэтому, желая уточнить, я поинтересовалась:

– Насколько глубок снег? Можете показать на своих ботинках?

Он показал чуть ниже колена и продолжил спуск. Винсент связался по рации с третьим лагерем. Несколько человек остались там, надеясь, что погода наладится.

– Ладно, – сказал он, – давай посидим здесь. По-смотрим, не пойдут ли они вниз.

Господи, терпеть не могу групповое мышление. Эй, а вот это отличная идея! Давайте сядем ровно и по-смотрим, что будут делать другие. Где лидерство? В конце концов, ответ очевиден, потому что остальных вариантов просто не осталось. Конечно, указывать на это – опять-таки – не повышает популярность. Ну и черт бы с ним! Популярность дается дорогой ценой. Как и удачные восхождения. И угловые кабинеты57. Я готова отдать другому альпинисту последнюю рубашку – и я уже поступала именно так! – но не просите меня улыбаться, быть милой и держать мой красивый ротик на замке. Я на такое не способна.

На следующее утро снова пошел снег. Идеальный предлог для того, чтобы всем сбежать. (Нет, правда. На этот раз я говорю серьезно. Опасность схода лавин приходится оценивать в реальном времени, холодно рассматривая принятие желаемого за действительное.) Я увидела, как спускается сверху еще один альпинист, и спросила:

– Насколько глубок снег? Можете показать на своих ботинках?

Он показал чуть выше колена. Так что это означало конец восхождения на Броуд-Пик.

– Похоже, нам никогда ничего нельзя планировать заранее, – заметила моя подруга Майя позже, когда я поведала ей свои злоключения.

– Ага, – подтвердила я, – долгосрочное планирование моя специальность.

Я сосредоточилась на том, чтобы за оставшееся время собрать самые лучшие образцы с ледников, а это означало, что придется вернуться в передовой базовый лагерь. Я упаковала свой лавинный зонд, гигиенические перчатки и несколько предметов первой необходимости, зная, что, когда я вернусь, в базовом лагере уже никого не будет (кроме Джеймса), и мне придется спешить, чтобы догнать уходящую вниз команду. Я обрадовалась, когда два носильщика решили сопровождать меня, и мы отыскали отличную трещину на высоте чуть ниже 5500 м. Мы трудились все вместе: один отмечал на бутылках координаты с GPS, другой держал лавинный зонд, третий рубил лед. Работа заняла несколько часов, так что, когда мы двинулись вниз по леднику, уже спускалась ночь, приходилось оббивать ботинки о камни и лишний раз следить, как бы не подвернуть лодыжки.

Обратный путь в Исламабад превратился в настоящую комедию ошибок, связанных с еще одним бесконечно долгим переездом на автобусе, несмотря на то что можно было поехать более коротким маршрутом. Майор Сатти настаивал на том, чтобы все делалось по правилам. Напарник связался со мной, когда мы проезжали мимо его альма-матер, Армейского колледжа Берн-Холл в Абботтабаде, который раньше входил в систему английских закрытых школ-интернатов. Это был сигнал, что нам уже недалеко до дома.

Перед отъездом из Исламабада у меня был запланирован важный ужин в ресторане «Монал», расположенном высоко на холме на окраине города. «Монал» рекламировали как «отличное место, чтобы насладиться шикарной погодой», а с кем лучше всего наслаждаться погодой, как не с коллегой-альпинистом, Назиром Сабиром. Легендарная карьера Назира – хождение по проволоке между политикой и скалолазанием, и он вполне согласен с моим мнением о том, что оказаться в кошках на скале совсем не весело. Только настоящий мужчина и альпинист признает, что это напоминает катание на роликах по льду. Мы сидели до глубокой ночи на открытой веранде ресторана, пили зеленый чай и рассказывали истории, не обращая внимания на непрерывный теплый ливень. Назир слушал мои горестные жалобы, кивал, давал ценные советы и уговаривал меня найти в пережитом веселые моменты. Его рассказы о восхождениях были захватывающими, настолько схожи и одновременно несхожи с тем, что довелось пережить и испытать мне, что было смешно. Этот ужин положил начало крепкой дружбе, и любой, кто взглянул бы на нас в тот вечер, сразу определил бы, кто мы такие – альпинисты, до нитки вымокшие под дождем, и одновременно не обращающие на него никакого внимания.

Когда я пришла к Ясмин и ее коллегам из «Женщин ООН», чтобы вернуть им флаг, который так и не получилось развернуть на вершине, они сказали:

– Оставь флаг у себя. Мы знаем, что ты вернешься.