Каба́

В ту ночь он, разумеется, ни о чем таком не думал. Закрыл несчастную форточку и помчался в тубзик отлить. Пока журчал, прокручивал в голове слова песни, услышанной от Цоя. Именно слова, потому как музыкальная тема немедленно выветрилась из головы, не успел он подскочить к форточке. А вот слова – нет. Слова удивительно твердо засели в памяти. Игорь вернулся в комнату и, невзирая на холод, в одних трусах, включил настольную лампу и вытащил из ящика стола блокнот с ручкой. Включать ноут он не рискнул. Пока тот загрузится, полвека пройдет, особенно после последних обновлений Виндовс. Игорь переписал стих в блокнот из своей головы слово в слово, пока не забыл. И только после этого отправился на боковую. Как раз в комнате более-менее согрелось, пока он рифмоплетствовал.

Более в ту ночь он снов не видел. Ну, или не помнил, что видел.

Едва он проснулся, как кинулся к блокноту. Сегодня был дзюдоистский день (тренировка), мама уже слиняла на работу, на стуле незыблемо, как мыс Горн, фигурировало выглаженное кимоно. Игорь едва глянул на выглаженное кимоно. Он был уверен, что никакого стиха нет. Это все сон, ведь так? Ему приснилось, как ему приснился Цой, а потом ему приснились: форточка, стихи, блокнот, тубзик и так далее по кругу. Кимоно – вот реальность, вот что действительно существует. Дзюдо – реальность. Ирек Имович – реальность. А стихи – нет, Игорь не жаловал стихи, и он не смог бы написать даже жалкое четверостишие, с помощью Цоя или без помощи оного.

Но они там были, можете верить, можете – нет. Стихи. Игорь, презрев утренний моцион и чай, перечитал их трижды.

Лишь свет забрезжит поутру неверный,

Придав мечтам свершения окрас,

Как человек, польстившись миром тленным,

Вновь рвется в бесконечный путь, давя на газ.

Он движется, наращивая скорость,

Вперед, всегда безудержно вперед,

Ведь там, в конце пути, быть может, вскоре,

Решительный ответ на все вопросы ждет.

А за стеклом перемещаются пейзажи,

События, надежды, люди, города.

Жизнь располосовав в километражи,

Не удовлетворится гонщик никогда.

Он не заметит, как ласкает ветер,

ему неведом дух травы ночной,

И поиск внутренней улыбки тщетен,

И позабыты радость и покой.

Он не запомнит ничего, что было.

Что будет – обогнет дороги полоса.

Его удел – акселератор жать уныло,

В надежде когда-либо дать по тормозам.

И в этой каждодневной карусели

Бездумно забывает человек,

Сколь нескончаемо отдельное мгновенье,

Как безнадежно прожигается наш век.

В общем и целом, Игорь не страдал излишними сомнениями. Никакой это не Цой написал, а он сам написал, собственной персоной. Цой умер, это всего лишь призрак, отражение его внутренних переживаний и событий дня накануне. Игорь вполне отдавал себе отчет и в том, откуда ноги растут: он как раз недавно подсел на Блока, начитался стихов, и его мозг, переработав кучу рифм, трансформировал их во сне в нечто новое. А форточка… Что ж, с форточкой пока непонятно. Но он разберется в свое время.

Игорь не знал, что надлежит делать со стихами. Не сказать, чтобы ему особо понравилось написанное, стихи показались ему корявыми и стремными. Он вырвал лист из блокнота, разорвал его и спустил в унитаз. Хватит с него «Петрушки». Еще не хватало прослыть «Потемкиным», не дай бог папа наткнется на это чудо-творчество. Небо, солнце, луна, я, блин, иду одна. Нет уж, долой баснописцев из семьи Мещеряковых. Долой любые зачатки рифмоблудия. Позже Игорь отправился в школу, заработал трояк по литре, и его настроение значительно улучшилось.

Позже он начал глюковать. Глюковать с этим несчастным стихом. Он не хотел умирать, этот стих, он хотел жить, он взывал из недр канализации, как какой-нибудь долбанный клоун Пеннивайз, он просил его воскресить. Он начал влиять на жизнь Игоря оттуда, из унитаза, и влияние это было беспощадное. Он словно мстил создателю за то, что тот попытался его похоронить. И не сказать, чтобы Игорь был так уж удивлен происходящему. Что-то такое он давно подозревал, правда?

На уроке, например. Игорь вдруг ловил себя на том, что сидит в полной отключке, как медиум, и проговаривает в уме раз за разом эти приставучие рифмованные строки, словно мантру для выхода в астральные слои. Или в дзюдо. Подтягиваясь на турнике, он вдруг сбивался со счета. Вместо «раз, два, три» он начинал неосознанно повторять свои ночные стихи, и это его бесило. На улице, перед светофором. Игорь лично терпеть не мог типов, тупящих перед светофором, когда уже горит зеленый, а крендель или коза все чешутся и зевают, мешая задним пройти. И вот теперь он сам такой же. Хотя все так замечательно начиналось: он останавливается перед переходом и смотрит на светофор, ожидая переключения с красного на зеленый. А через миг он уже не видит ни светофора, ни перехода, ни дороги, ни машин. А стоит и тупо долдонит свои проклятые стихи, и уже горит зеленый, а он все зависает. Однажды он так заработал пендель от стоящего позади чувака: тот не стал цацкаться, а просто пнул для ускорения. Игорь обозлился, но возбухать не стал, парень был выше и сильнее, а он, Игорь, был не прав.