Каба́

Тема, в принципе, не нова. Наиболее полное отражение эта тема нашла в фильме Карпентера «В пасти безумия». Там или сям в литературе встречаются такие вундер-идеи о том, что все мы – герои какой-то истории, либо написанной кем-то, либо рассказанной кем-то. Либо все вокруг – сон, модуляция. Мы снимся одному человеку, какому-нибудь Нео. Все эти идеи восходят корнями к Чжуан-цзы – китайский философ, давно умер. Приснилось ему как-то, что он мотылек. Реалистичный до боли сон: он мотылек, и он порхает над цветами. А потом тот проснулся, смотрит: никакой он не мотылек, а очень даже Чжуан-цзы. И с того момента у парня переклинило. Он спросил себя: а где истина? Быть может, это сейчас – сон, и мотыльку снится, что он, мотылек,– Чжуан-цзы? Ведь и в том, и в другом агрегатном состоянии ощущения были одинаковые. И во сне, и после пробуждения Чжуан-цзы был равным образом уверен, что вокруг – реальность.

Это – предтеча, как галогруппа. Все остальные «матрицы» базируются на истории с Чжуан-цзы. Но ведь не все так просто, правда? Петров знал, что не просто. Потому как мы имеем дело даже не с легендой, передаваемой из уст в уста. А с задокументированным, написанным фактом. Чжуан-цзы не просто переклинило,– он написал книгу, где и описал свою дилемму с мотыльком. И книжку назвал без смущения «Чжуан-цзы». И где вероятность того, что Чжуан-цзы не испытал просто-напросто озарение, инсайт? А после того, как он описал это на бумаге, это стало правдой и в конце концов привело к «гипотезе симуляции»?

Да уж, идея-то не нова, но Игорь Мещеряков ее здорово апгрейдил.

Почему нет, с другой стороны? Ведь это тоже клише, к которому привыкло большинство населения планеты. Книги пишут на основе существующей модели вселенной. Писатель спешит поделиться хорошей историей, ученый спешит поделиться открытиями, Чжуан-цзы спешит поделиться гипотезой симуляции. Все уже давным-давно заложено, а мы лишь – первооткрыватели.

Не слишком ли много заложено? Быть может, уникальность существования вовсе не в его многослойности, его уникальность – единственно в фантазии головного мозга? Что если мир изначально – набор базовых штрихов? Черный квадрат Малевича? Небо и Земля, погруженные в темноту? И лишь благодаря разуму, продуцирующему картины, разуму, на который снисходит озарение, мир меняется? Усложняется. Становится многоликим.

Но если так рассуждать дальше, то и человек изначально – это набор базовых функций. Еда, размножение, сон, страх. А все эти привычные понятия, которые человечество именует врожденными,– честь, совесть, долг, любовь,– это все поверхностный шлейф, изобретенный философами древности (или теми же рептилоидами). Их посетило озарение, и те написали об этом, и люди – поверили, а потом – привыкли. И мир держится лишь на том, что все писатели последующих эпох так или иначе включают эти понятия в свои произведения. В противном случае человечество вновь забудет. И скатится к базовым функциям.

С этой точки зрения недоумение Игоря по поводу «неправильных» вещей в книгах приобретает зловещий оттенок. С чего им быть правильными, ведь они – изобретение?

Петров обнаружил, что Игорь вновь на него косится. Чтобы проверить, чего там психолог завис совсем. Он стряхнул с себя все эти мысленные висюльки.

– Любопытная гипотеза,– признал он.– Если ее развить и углубить, то получается, что окружающая реальность создается горсткой писателей. И я, и ты, и этот кабинет,– все это продукт чьего-то воображения. Кто-то пишет историю про нас с тобой. Пишет прямо сейчас, в эту секунду.

– Возможно,– лаконично кивнул Игорь.

– И кто-то должен был однажды придумать такое понятие, как писатель, так ведь? Человечество не могло изначально состоять сплошь из писателей, которые потом придумали других людей, ведь так? Но писатель не мог придумать писателя, потому что он уже есть писатель. И другой тоже не мог придумать писателя, – как бы он написал тогда об этом, если он сам не писатель?

– Может, не в писателях дело,– сказал Игорь.– Это сейчас говорят: озарение, вдохновение, гений и тому подобное. Привыкли, опять же, приписывать все заслуги себе. Возможно, из-за денег, чтобы никто не сомневался больше. А вот раньше люди были честнее. Они называли все эти вдохновения – музой. Они как бы уже изначально признавали, что и не они это пишут.

– И как по-твоему выглядел мир, когда не было письменности? Чистым белым листом? Белое ничто, в котором летают музы?

Игорь выглядел изумленным.

– А разве ее когда-то не было? Письменности?

– А разве нет?– Петров тоже удивился.– Это вроде как изобретение человечества.

– Ну да. Как человечество появилось, так появилась и письменность. Всегда она была. В древности еще писали. В Египте, в Месопотамии. Не было бумаги – писали на пергаменте. На камне писали. Когда писать не умели – рисовали картины с сюжетами всякими. Но писали всегда, сколько есть люди. А вот до людей – я даже не знаю. Никто не знает.

Петров улыбнулся и развел руками.