– Возможно, ты полагаешь, что дружба – такой же литературный вымысел?– сбавил Петров обороты.– Были люди когда-то, они ходили на охоту, никто не называл это дружбой, слова такого не знали. Это была необходимость, чтобы выжить. Потом кто-то придумал дружбу. Снизошло озарение, или музы нашептали. Он придумал, написал о ней, или сложил легенды,– и все поверили?
Игорь взглянул на него с таким видом, словно говорил: ну вот, наконец-то ты начал рубить фишку.
– Так и было, скорее всего,– сказал он.
– Я уверен, что твои мозги со временем оценят,– искренне признался Петров, расслабившись в кресле. Он обнаружил, что в комнате стало душновато – они с Игорем здорово прокалили воздух своей полемикой,– и включил кондер на низких оборотах.– Плохая успеваемость в школе – это не показатель. Но тебе нужно развиваться, идти дальше. Ты выстроил для себя картину и застрял на ней. Ты рассматриваешь дружбу – как дружбу, как нечто обособленное. Это как рассматривать оливки: отдельно – это одно, в салате – совсем другое. Дружба – это тоже вершила айсберга, облицовка здания. Внутри армированные стержни. Преданность. Самопожертвование. Взаимовыручка. Долг. Совесть, в конце концов.
И страх одиночества, не без этого, мелькнуло в голове у Петрова. Базовая функция, все как по Игоря теории. Но он не станет это озвучивать. Его задача – дестабилизировать его мир. Покрошить эту каменную кладку, которой парень отгородил себя от существования. Себя и свои проблемы.
Но крошилась та не особо, возводил Игорь ее на века.
– Это все в книгах,– отмахнулся парень с долей неприязни.– Вы тоже, наверное, много читали. В книгах такие друзья есть. Как у Джека Лондона. Или у Толкиена. А в жизни таких не бывает. Люди ищут, но не находят. Сам часто слышал. От родителей даже.
– Что именно слышал?
– Ну, как у друзей отключались телефоны, когда срочно нужна была помощь.
– Они это сами тебе рассказывали?
– Ну…– Игорь сконфузился.– Нет. Я слышал просто. Не специально. – Он помолчал.– Но они все равно продолжают дружить.
– И для чего им это нужно? В чем потребность? Ты не думал?
– Думал. Говорю же. Привыкли просто. Думают, что так и нужно.
– Родители читают книги?
– Мама читает.– Секундная запинка.– Отец – нет.
– Как же он мог тогда, как ты выражаешься, «поверить»? Если он не читал Лондона и Толкиена, с чего вдруг ему дружить?
Игорь взглянул на него, как на тупицу.
– Об этом уже и не нужно читать. Об этом и так везде говорят.
Что ж, вопреки первоначальному впечатлению (когда этот тип сидел здесь со своим жутковатым фингалом и олицетворял дворовый гоп-стоп), он сформировал крепко-устойчивую картину мира. Даже грани отшлифовал. Очень настораживающий фактор. В прошлый раз Петров обманулся. Он посчитал, что парень задает жизни вопросы, и не уверен, правильные ли он ответы получает. Но теперь очевидно: ничего тот не задает. Он уже определил для себя, как устроен мир, и всего лишь пытается выжить в нем.
– И вновь у нас выходит весьма унылый мир,– продолжил Петров.– Ничего не было, только необходимость выживания и тяготы. Ни дружбы, ни любви. Ведь, следуя твоей теории, мы имеем первоначальный мир, в котором все это отсутствует. Серый мир без цветов. А потом его решили раскрасить. И придумали все эти замечательные вещи. Но они – придуманные, искусственные. Знаешь, мне все это напоминает легенду о Прометее.
– Ну так и было.– Игорь пожал плечами.– Когда люди произошли от обезьян, им не до дружбы было и не до любви. Они же в пещерах жили. Охотились, размножались. Очень быстро погибали. Потом придумали дружбу и любовь, стали писать об этом, говорить об этом. Люди поверили, тоже захотели. Но что это такое – никто не знает. Все говорят – «любовь», все ищут ее, все ее ждут и хотят, но что это такое, никто толком не понимает.
– Ты разве не любишь родителей?– поддел Петров.
Игорь вылупился на него. Он словно был в шоке, что взрослый человек мается такими вопросами.