Кабинет фей

— Матушка, — отвечал он, — я сожалею, что припозднился, хотя и знал, что вы этого не любите, — но я был в садах Отрады, она сама гуляла там со своими нимфами; одна из них плела гирлянду из цветов, другая прилегла на травку и слегка обнажила грудь, чтобы мне удобней было, подлетев, целовать ее; некоторые из нимф танцевали и пели. Сама принцесса прохаживалась в померанцевой аллее, мое дыхание касалось ее губ, я порхал вокруг, колыхая ее покрывало. «Зефир, — говорила она мне, — как ты мил, как ты меня тешишь! Пока ты здесь, я не хочу возвращаться с прогулки». Признаюсь, ласковые слова, произнесенные столь очаровательной принцессой, околдовали меня, и я совсем уж себя не помнил и вовсе бы не решился ее покинуть, когда бы не боялся вас огорчить.

Адольф слушал его с таким удовольствием, что пожалел, когда тот закончил говорить.

— Позвольте спросить вас, милый Зефир, — произнес он, — в каком краю царствует принцесса, о которой вы только что рассказывали?

— На острове Отрады, — отвечал Зефир, — никто из смертных не сумел добраться до него, сударь; только его все и ищут, да такова уж людская доля, что никогда найти не смогут. Тщетно блуждают они вокруг да около и даже иногда льстят себя надеждой, что уже нашли его, ибо случается им попасть в небольшой порт, где живется мирно и спокойно, и есть такие, кто с радостью остается там; но эти острова, что лишь весьма отдаленно напоминают остров Отрады, всегда плавучи: быстро они уходят из-под ног, и алчная зависть, которая не терпит, чтобы смертные тешили себя хотя бы даже тенью счастья и покоя, гонит их оттуда. И вот я часто вижу, как гибнут там люди, весьма достойные лучшей участи.

Принц продолжал расспросы, а Зефир отвечал ему ясно и разумно.

Было уже очень поздно, и добрая матушка приказала детям расходиться по своим щелям. Зефир предложил принцу свою кроватку; у него было очень чисто и не так холодно, как в остальных закутках пещеры; постелью служила тонкая нежная травка с цветами; принц тут же бросился на нее, проведя весь остаток ночи с Зефиром и все это время расспрашивая его про принцессу Ограду.

— До чего же хотелось бы мне ее увидеть! — молвил принц. — Неужели же никак, даже и с вашей помощью, нельзя мне попасть туда?

Зефир отвечал ему, что затея эта опасна, но, осмелься принц ему довериться, он бы мог перенести его туда по широким воздушным просторам.

— У меня есть особый плащ, который я одолжу вам, — добавил он, — если вы наденете его зеленой стороной вверх, то сделаетесь невидимы и никто вас не заметит, а это немаловажно для сохранения вашей жизни, ибо стоит лишь стражам острова, ужасным чудовищам, вас увидеть, и тогда уж не поможет никакая храбрость и вы навлечете на себя страшные беды.

Адольф так страстно желал преуспеть в этом приключении, что, хоть все предложенное Зефиром и было крайне опасно, с радостью решился.

Аврора[416] едва показалась в своей перламутровой колеснице, как он в нетерпении уже разбудил Зефира, еще довольно сонного.

— Я совсем не дал вам отдохнуть, — сказал принц, обнимая его, — однако, кажется, пора уже отправляться.

— В путь, в путь, сударь! — сказал Зефир. — Мне жаловаться не на что, я, напротив, благодарен вам. Ибо, сознаюсь, я влюблен в одну розу, которая весьма горда и своенравна, и не миновать мне сцены, если я не явлюсь к ней, едва забрезжит день; живет же она в одном из цветников принцессы Ограды.

Закончив эту речь, он дал принцу обещанный плащ и приказал было ему ухватиться за свои крылья, однако нашел, что это неудобно.

— Я понесу вас, сударь, как Психею по приказу Амура[417] в тот день, когда я доставил ее в тот великолепный дворец, что он для нее построил, — сказал Зефир. Тут он взял принца на руки и, встав на вершину скалы, начал мерно раскачиваться, затем расправил крылья и воспарил.

Принцу, при всей его храбрости, стало немного страшно очутиться так высоко, полностью во власти юного отрока. Но он приободрился, рассудив, что этот отрок все же божество и что даже Амур кажется самым маленьким и слабым существом на свете, а на деле всесилен и грозен. И, вверив себя судьбе, он воспрянул духом и принялся внимательно разглядывать все места, над которыми пролетал, — но этих мест было не счесть! Сколько городов, королевств, сколько морей и рек, деревень и пустынь, лесов и неизведанных земель, и сколько разных народов! Все это так восхищало принца, что он утратил дар речи; меж тем Зефир рассказывал ему об именах и обычаях всех обитателей Земли. Летел он медленно, и им случалось даже отдыхать на чудесных горах, на Кавказе и на Афоне[418], равно как и на многих других, что попадались по дороге.

— Пусть даже прекрасная роза, которую я обожаю, всего меня исколет своими шипами, — промолвил Зефир, — а я все ж не могу пролететь весь этот длинный путь, не позволив вам вдоволь подивиться на чудеса, которые вы теперь видите перед собою.

Адольф горячо благодарил его за доброту. В то же время он опасался, что не поймет языка принцессы Отрады, как и та не поймет его речей.