Кадавры

— Так, ты мне это брось, понял? Ну или оставь снарягу, если ссышь, мы с Дашкой пойдем, да, Даш?

Даша неподвижно стояла чуть поодаль, тоже онемевшая от страха.

Поляков схватился за лямку рюкзака.

— Еще чего. Вы снарягу просрете, а мне батя потом жопу оторвет?

— Ну тогда лезь давай и не выеживайся.

Лешка обернулся на Матвея.

— Совсем за дебила меня держишь? Ты ж не лазил туда. Ты нас с Дашкой спецом позвал, чтоб проверить. Сам ссышь в эту дыру лезть, а нас позвал, чтоб посмотреть, не обвалится ли вся эта ебала на голову, если сунуться.

Матвей изобразил на лице оскорбленное достоинство. Даша подумала, что Лешка вполне мог угадать. Но в этот раз Матвей не стал отпираться, он лишь презрительно плюнул ему под ноги и направился к дыре.

— Поверить не могу. Просто смех, — пробормотал он, протискиваясь между плитами, хватаясь за обломки арматуры.

Даша смотрела на него, и в груди сжималось и холодело. Матвей карабкался не больше минуты, но ей казалось, что прошли часы. Оказавшись на той стороне, он обернулся и показал Лешке средний палец.

— Ну шо, щегол? Давай меняй подгузники и шагай сюда. И ты, Дашка, тоже. Давайте, не подводите меня. Клянусь, если сейчас зассыте — всю жизнь будете жалеть.

Даша с Лешкой переглянулись. Он снял рюкзак, протянул Даше.

— Ща залезу, подашь мне, ладно?

Даша взяла рюкзак, — он был тяжелее, чем казалось на вид. Поляков протиснулся между плитами и медленно, осторожно, словно шел сквозь заминированную территорию, стал двигаться дальше.

— Да не трухай ты так, арматурины намертво застряли, я проверил, хватайся.

Поляков проигнорировал совет Матвея, обернулся к Даше, протянул руку. Даша стала пропихивать рюкзак между плитами — это было непросто, просвет был слишком узкий, и ей пришлось толкать рюкзак плечом. Лешка ухватился за лямку, потянул на себя. Даже в свете фонарика было видно, как сильно он напуган — на лбу блестели крупные капли пота.

Наконец он выпал на той стороне и выдохнул. Матвей покровительственно похлопал его по плечу и вновь посветил в пролет, на Дашу.

— Теперь ты, Дашок, давай.

Оказавшись на той стороне, Даша пришла в ужас от мысли, что возвращаться придется тем же путем. А если плиты поедут и проход завалит, им всем конец, сдохнут тут с голоду. А ведь никто, наверно, даже не знает, что они тут, никто не знает, где их искать в случае чего.

Даша представила себе поисковые бригады с фонариками, рыскающие по лесополосам, и ей стало нехорошо. Матвей тем временем уверенно шел дальше.

— Ну че встали, идем.

Минуту или две они плутали по совершенно одинаковым коридорам, и Даша с ужасом подумала: заблудились. Затем Матвей все же свернул куда надо. Идущий вниз тоннель был похож на открытый рот больного цингой старика — раскрошенные ступени торчали из влажного почерневшего бетона, как остатки зубов из воспаленной десны. Даша ступала по ним осторожно и все ждала, что коридор вот-вот зашевелится и начнет пережевывать их обломками этих ступенек.

От стен веяло холодом, сыростью, очень скоро тоннель распался на два рукава, луч Матвеева фонаря остановился на стене — тут висели старые, облупившиеся таблички «В случае тревоги…» и «Техника безопасности», рисунки на них почти целиком съела коррозия, тут и там видно было головы или ноги нарисованных людей, но разобрать, что они делают, было уже невозможно.

Тоннель был подтоплен, как грот, всюду журчали стекающие с потолка и по стенам струйки, кое-где воды было по колено. Лучи фонарей скользили по потрескавшейся, осыпающейся кирпичной кладке.

— Сюда, — сказал Матвей.

Они свернули направо и почти сразу уперлись в нее — в огромную, металлическую дверь бомбоубежища. Даша видела такие только в кино про ограбления банков, с огромными болтами-клепками по швам. Только что-то с ней было не так, с дверью. Матвей подошел поближе, посветил фонарем.

— Ее заварили снаружи, видите?

Он был прав, по краям было видно выпирающие из металла, похожие на рубцы на коже швы от сварки. На замке тоже рубцы от сварочного аппарата. Лешка подошел, потрогал огромный, похожий на штурвал вентиль, схватился за него, попробовал сдвинуть.

— Можешь не напрягаться. Его тоже заварили.

— Зараза, — он пнул дверь, — и нахера я снарягу принес? Тут сварочный аппарат нужен, а не веревки.

Матвей повернулся и посветил фонарем в темноту.

— Пойдем, покажу че.

Они вернулись, пошли налево и оказались в зале со столами и скамейками. На столах кое-где стояли грязные тарелки и чашки. Дальше — небольшое помещение с баллонами, газовыми плитами, кастрюлями и висящими на вбитых в стену гвоздиках половниками. И снова разветвленный коридор — крохотные комнаты с циновками, на циновках сгнившее тряпье — остатки постельного белья и одежды. Кое-где к стенам были прикноплены плакаты старых фильмов, разъеденные сыростью и временем. В одной из комнат Даша заметила небольшое квадратное зеркало. Амальгама зеркала облупилась, отражение в нем было искаженным и мутным. Под зеркалом висели старые, окислившиеся фотографии — Даша подошла ближе: какие-то силуэты, лиц не разобрать.

В сплетении коридоров что-то грохнуло и задребезжало, эхо было чудовищное.