Кадавры

И тут она увидела их. Двое полицейских в форме стояли через дорогу и смотрели, казалось, прямо на нее. «Опять донес кто-то», — подумала она. Менты уже давно стали привычным фоном поездки. Чаще всего бывало так: Даша приезжает в город или поселок, начинает собирать данные, расспрашивает местных, ближе к вечеру их с Матвеем тормозит патрульная машина, и участковый вежливо интересуется, кто такие, с какой целью явились и зачем тревожат покой мирных граждан. Ментов Даша делила на два подвида: «вальяжный» и «сердобольный». Первый ходил вразвалочку, позевывая, заломив фуражку на затылок; такой обычно проблем не создавал, разве что бывал груб и сально шутил, приезжал по доносу, проверял документы, быстро понимал, что поживиться тут нечем, выгоды никакой, и отпускал. Второй тип был гораздо хуже: сердобольный ходил отглаженный, был застегнут на все пуговицы и докапывался до всего, просил пройти/проехать с ним в отделение для «уточнения данных», где Даша с Матвеем два/три/четыре часа сидели на неудобных стульях и ждали, пока блюститель закона звонил начальству, а его начальство звонило своему начальству, а то — своему, и так — пока наконец не упадет последняя доминошка начальственных звонков; и, узнав, что формально Даша работает на Китай и защищена договором ОРКА, удивленный и немного огорченный мент подвида «сердобольный» отдавал Даше документы и неискренне желал счастливого пути.

Хотя встречи с ментами после доносов местных стали теперь частью ее ежедневной рутины, Даша тем не менее никак не могла к ним привыкнуть. Казалось, она уже и забыла это русское чувство — тревогу и тошноту при виде людей в форме. Едва перебравшись в Тбилиси, затем в Белград, а потом и в Берлин, она еще долго не могла избавиться от старых рефлексов, и, если на улице появлялась патрульная машина, Даша автоматически искала глазами ближайший переулок, в который можно свернуть. С тех пор прошло немало времени, привычки изменились, но вот она опять на родине, впереди двое патрульных, и старые страхи вновь царапают изнутри, она нервно смотрит по сторонам и пытается сообразить, как избежать встречи.

«Интересно все-таки, кто донес? Мы тут пару часов всего, только в гостинице успели побывать, неужели тот мужик за стойкой? А вроде интеллигентный, с виду не скажешь».

Доносчиков, как серийных убийц, совершенно невозможно распознать в толпе — с виду нормальные, даже, может, приятные люди; а на деле — носят в душе неизбывную тягу к причинению вреда. Даша представила, как администратор в гостинице, улыбаясь, выдает ей ключи и, едва она делает шаг за порог, достает телефон и звонит ментам. Ей ужасно интересно, что движет такими людьми, она даже спрашивала у некоторых, и ее всегда поражало, что доносчики, если их припереть к стенке, обычно не тушуются, а наоборот, воинственно расправляют плечи, мол, да, я донес, я, и что вы мне сделаете, это мой долг гражданина, вдруг вы шпионка, документы у вас больно подозрительные, и вообще на моем месте любой патриот поступил бы так же.

Полицейские тем временем приближались. Один из них что-то сказал, второй кивнул, они стали переходить дорогу. Движение было оживленное, но их это как будто не касалось, машины просто останавливались и пропускали их. Вид у ментов был решительный, и Даша забеспокоилась — что-то не так, обычно у тех, кто приезжает по доносу, лица попроще, а эти как будто на штурм собрались, вот-вот за пушки схватятся. Она обернулась на рынок и прикинула варианты: она, наверно, могла бы скрыться в этом лабиринте, среди бесконечных лавочек со свечками, бюстами Сталина и удобрениями. Она представила, как бегает от полицейских между торговыми рядами. Нелепость какая, это будет похоже на сцену из «Скуби-Ду» или «Шоу Бенни Хилла». Патрульные приближались, они уже перешли дорогу, один из них положил ладонь на кобуру на поясе, словно услышал Дашины мысли и давал ей понять, что бегство — ужасная идея. Даша достала телефон, открыла чат с Видичем и начала набирать сообщение: «меня задержали в Ростове, везут в отделение номер…». У них был отдельный протокол на случай задержания, Даша надеялась, что успеет выяснить номер отделения и отправить Видичу прежде, чем телефон отберут. Патрульные были все ближе, они ускорялись, один почти перешел на бег, и тут Даша по-настоящему испугалась — ее никогда не задерживали вот так, агрессивно, но она слышала, как жестко менты скручивают активистов; и неважно — сопротивляешься ты или нет. Когда задерживали Родченко, она пыталась заснять одного из ментов, он вывернул ей руку и выбил плечевой сустав, а потом в отделении ей несколько часов отказывались вызвать скорую, обвиняли в том, что она симулирует травму.

— А ну стоять! — Мент кинулся на Дашу, оттолкнул ее и бросился куда-то вглубь рынка. Второй прыснул следом. — Стой, говорю!

Даша несколько раз выдохнула, в груди колотилось, она смотрела им вслед и тихо ругалась.

— Вот суки, надо же так напугать.

Из тени в проходной, в которую убежали менты, вдруг появился Матвей — счастливый, улыбка до ушей.